Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля

Затем Васька Буслаев решил со своей дружиной отправиться на богомолье в Иерусалим. Но, прибыв в Святую землю, она продолжает проявлять и там свои буйные наклонности; попав на гору Фавор и увидев там человеческий череп, Василий с презрением подкидывает его концом своей дубины в поднебесье, за что и получает упрек от этого черепа; затем он идет купаться на реку Иордан и не обращает внимания на то, что все, чтя святость места, ходят в воду одетыми, а сейчас же раздевается донага; наконец, он подошел с товарищами к какому-то большому камню, на котором была надпись, что его следует обходить, а отнюдь не перепрыгивать, так как это грозит лишением жизни. Но и эта надпись ничуть не остановила Василия; напротив, он сейчас же обратился к своим ребятам со следующим словом:

«Уж давайте-ка вы, братцы, тешиться,
Тешиться да забавляться:
Вы скачите поперек камня,
Поперек камня да наперед лицом,
Сам я вдоль скачу назад лицом».

После этого веселая дружина Буслаева стала тешиться над камнем, и Васька, наконец, допрыгался: во время одного скачка он неловко зацепился ногой, ударился головой о землю и тут же умер. На этом и закончились его подвиги.

Былина о Василии Буслаеве очень замечательна. Она показывает нам, во что могло выродиться у новгородских богачей, под влиянием распущенности, являвшейся следствием отсутствия твердой власти над ними, былое благородство и величие духа, издревле отличавшие граждан этого славного города. Показывает эта былина нам также, как у пресыщенных богатством людей могли пропадать, под влиянием озорства, религиозное чувство и уважение к святыне.

Но, конечно, такие беспутные новгородские молодцы составляли исключение. Весь же народ, как вообще на Руси, так и в самом Новгороде, был в те времена очень силен своей верой, а паломничество в Палестину, несмотря на все опасности пути, приняло такие размеры, что духовенство наше даже высказывалось против него, конечно, потому, что многие совершенно разоряли свои дома, лишь бы только иметь возможность отправиться поклониться святым местам.

Вообще, ко времени появления татар святая православная вера наша, принесенная нам греками, вполне уже стала чисто народной русской верой и воплотилась в нашу кровь и плоть.

Значение церкви на Руси было очень велико.

Митрополит Киевский был один на всю Русскую землю, что служило, разумеется, сильным объединяющим звеном для различных земель. К тому же духовенство наше отличалось и весьма большими достоинствами; хотя митрополиты, ставившиеся царьградскими патриархами, и были обыкновенно греками и иногда болгарами (исключая двух русских: Иллариона, при Ярославе Мудром, и Клима Смолятича, при Изяславе Мстиславовиче), но они ставились всегда с согласия киевских князей, и многие из них были истинно праведными людьми.

Православная наша церковь, с первых же времен своего возникновения на Руси, делала все от нее зависящее для умиротворения ее сынов и собирания их воедино. Ее главной задачей всегда было печалование о розни и отсутствии единой братской любви, а также заступничество за всех, в нем нуждавшихся. Во время усобиц митрополиты постоянно «ходили между князьями», стараясь умирить враждующих. Часто на лиц духовного звания возлагались и обязанности послов между воюющими сторонами.

Любовь русских людей к своей вере выражалась в те времена, кроме оказания истинно христианской помощи всем нуждающимся и раздачи обильной милостыни нищим, также и сооружением многочисленных храмов, красота постройки которых и поныне возбуждает всеобщее удивление. Расцвела в это время и русская церковная живопись. Последователями первого русского иконописца, преподобного Алипия Печерского, явились главным образом новгородские и псковские мастера, которые, к сожалению, не оставили, из скромности, своих имен на написанных ими иконах. Но многие из этих икон, к великому для нас счастью, сохранились до наших дней, причем всякий, кому доводилось видеть их, конечно, сохранил в своей душе неизгладимое впечатление об их чарующей прелести. Нет никакого сомнения, что иконы наших скромных новгородских и псковских иконописцев могут быть поставлены наряду с иконами величайших и знаменитейших итальянских мастеров.

Монастыри в описанное время были уже во многих городах, но самым знаменитым, по подвигам своих иноков, продолжал считаться Киево-Печерский. «Всю славу и честь моей кафедры вменил бы я за ничто, чтобы хотя щепкой торчать за воротами или сором валяться в Печерском монастыре», – писал печерскому чернецу суздальский епископ Симон, причтенный за свою праведную жизнь к лику святых.

Затем в большой славе были монастыри Хутынский, близ Новгорода, основанный добровольно удалившимся из мира и долго подвизавшимся в одиночестве святым Варлаамом Прозорливым, и Туровский, в котором проживал одно время святой епископ Кирилл, про писания которого мы говорили; он прошел через необыкновенно тяжкое подвижничество на столпе.