— Тетушка, он умер. — Голос Йена был низким и хриплым от слез, большая теплая ладонь покоилась на моем плече. — Пойдем. Вставай. Давай я его понесу. Мы отвезем его домой.
Я отказывалась его отпускать. Я больше не могла говорить, у меня не было на это сил. Но я не отпускала и не двигалась.
Йен говорил со мной время от времени. Появлялись и исчезали другие голоса. Тревога, беспокойство, гнев, беспомощность. Я не слушала.
Я нашла четыре ранения. Одна пуля прошила мышцу бедра насквозь, но не задела ни кость, ни артерию. Хорошо. Рана на правом боку — глубокая борозда ниже грудной клетки — сильно кровоточила, но была непроникающей, слава богу. Третья пуля попала в левую коленную чашечку. К счастью, кровотечение минимальное, а насчет того, сможет ли он ходить в будущем, подумаем позже. Что касается ранения в грудь…
Пуля не прошла далеко за грудинную кость, иначе он бы умер. Правда, хотя грудина и замедлила ее скорость, пуля
— Дыши, — приказала я, заметив, что грудь не поднимается. —
Я не видела движения грудной клетки, но когда поднесла руку к губам Джейми, то вроде бы уловила слабое шевеление воздуха. Я не могла делать массаж сердца из-за трещины в грудине и невидимой пули внутри или под ней.
— Дыши, — бормотала я себе под нос, накладывая свежую повязку на колено и торопливо приматывая ее отрезом бинта. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дыши…
В какой-то момент рядом снова материализовался Йен-младший и, присев на корточки, стал протягивать мне вещи из моей сумки по мере необходимости. Похоже, он произносил «Радуйся, Мария», хотя я не могла разобрать, на гэльском или на мохоке. Откуда же тогда я знала, что это «Радуйся, Мария»?.. И тут меня озарило видение огромного голубого пространства.
— Ты сходишь с ума, Бичем, — пробормотала я и продолжила работу, пытаясь остановить кровотечение. — Дай ему медовой воды, Йен.
— Он не может глотать, тетя.
— А мне плевать! Дай ему ее!
Чья-то рука протянулась поверх плеча Йена и взяла фляжку. Роджер… На лице и руках кровь, в темных волосах, растрепанных и мокрых от пота, запутались красные и желтые листья.
Кажется, я даже всхлипнула от облегчения, пусть и крошечного, какое дарило его присутствие. Одной рукой он поднес флягу к губам Джейми, другой нежно коснулся моего лица. Затем положил руку на плечо Джейми и тряхнул его.
— Не вздумайте умирать. Пресвитериане не проводят соборования.
Я рассмеялась бы, если бы могла перевести дух. Руки у меня были по локоть красными.
Я не отпускала. Я больше не могла говорить, у меня не было на это сил. Но не отпускала и не двигалась.
Йен говорил со мной время от времени. Появлялись и исчезали другие голоса. Тревога, беспокойство, гнев, беспомощность. Йен и Роджер. Я не слушала.
Я прижала лицо к груди Джейми, касаясь губами грудины, ощущая на языке металлический привкус крови и соленый пот. Мне показалось, что я чувствую медленное — очень медленное — биение его сердца.
Я подумала о бешено колотящемся сердце Бри, о крошечных, уверенных ударах сердечка Дэвида и пыталась ощутить биение собственного сердца в кончиках пальцев, влить всю эту жизнь в него.
Время от времени я смутно сознавала происходящее вокруг. Крики людей, несколько выстрелов, снова крики…
Я слышала голос Роджера, но не могла в достаточной мере сосредоточиться и понять, что он говорит. Он опустился на колени рядом с Джейми и положил на него руку, и тут я почувствовала. Что-то затрепетало в нем и во мне, и я вдохнула это, как кислород.
Теперь от Джейми пахло по-другому, и это меня сильно пугало. Я чувствовала запах нагретой пыли и лошадей, горячего металла и ружейного дыма, вонь лошадиной мочи и острый запах поломанных растений и выщербленных стволов деревьев на склоне холма. Я чувствовала запах пота Джейми и его крови… боже, кровь пропитала мой лиф и корсет, ткань прилипла ко мне и к нему — тонкая липкая корка, от которой разило не свежей кровью, а густой вонью мясной лавки. Пот на его коже был холодным, скользким и почти не пах, лишенный живого мужского духа.
Кожа Джейми под пленкой пота и крови тоже была холодной; я изо всех сил прижалась к нему, крепко вцепившись в его спину, словно пытаясь проникнуть в мышечные волокна, добраться до грудной клетки и заставить сердце биться.
Внезапно я ощутила во рту что-то теплое и круглое, с металлическим привкусом, перебивавшим вкус крови. Я кашлянула, подняла голову, чтобы сплюнуть, и обнаружила, что это мушкетная пуля, нагретая его телом.
Он все еще дышал… Лишь слабое дуновение воздуха на моем лбу, холодившее мокрую от пота кожу.