Эти утренние часы до полудня, когда трудовой люд занял уже свои рабочие места, детвора пробежала вприпрыжку в школу, а пенсионеры разбрелись по стариковским надобностям — в поликлиники и собесы, оставив без пригляда родные жилища в многоквартирных домах, были излюбленными для профессиональных воров-домушников.
Один из них, по прозвищу Коля-верхолаз, припарковав неприметную старенькую «девятку» у торца «хрущёвки», в которой обитал Глеб Сергеевич, покуривал, поглядывая в тонированное окошко, ждал терпеливо, когда схлынет, разбежится по делам из пятиэтажки народ. И, главное, покинет свою квартиру отставной чиновник, на хату которого и дал наводку красноглазый, жутковатого вида, но щедрый заказчик.
Ближе к одиннадцати часам утра из подъезда вышла троица, соответствующая описанию красноглазого: пожилой, лысеющий мужчина с брюшком в белом льняном костюме и старомодной шляпе из плисовой соломки, а с ним две бабки. Одна высоченная, баскетбольного роста, в зелёном брючном костюме, с тяжёлой тростью в руке, что делало её похожей на думского боярина, другая — попроще, одетая по деревенской, извечной старушечьей моде — в кофточку в мелкий синий цветочек и чёрную, до пят, юбку. Коротко стриженая дылда оставалась простоволосой, а сельского обличья бабушка покрыла голову белым платком.
Проследив за тем, как троица села в поджидавшее такси, и укатила прочь со двора, Коля-верхолаз не дернулся заполошно, а остался на месте.
Ещё в малолетстве, начиная карьеру жулика по причине тогдашней тщедушности с профессии «форточника», умудряясь бесстрашно взбираться по водосточным трубам и карнизам на верхние этажи, за что и получил свою кликуху среди кентов — «Верхолаз», Коля усвоил и развил в себе главное качество квартирного вора — терпение.
Не мельтешить, не суетиться, идя на дело, а терпеливо и тщательно изучить и сам объект предстоящей кражи, и обстановку вокруг — пути проникновения и отхода, наличие сигнализации, видеокамер в подъезде, распорядок дня жильцов и их соседей, и ещё множество мелочей.
Однако даже эта сверхосторожность не спасала порой от неожиданностей, проколов, и пару раз на своём веку Коля загремел на зону. Правда, ненадолго. Ибо, считая себя профессионалом, оружия на «дело» никогда не брал, а будучи задержанным оба раза с поличным, не отпирался, признавал вину и искренне каялся. А потому, за квартирную кражу «без отягчающих обстоятельств», получал минимальный срок.
И всё-таки после этих пусть не долгих, по два-три года «командировок» в места не столь отдалённые, он стал ещё осторожнее. На пустяки уже не разменивался, подбирал «хаты» для «скока» так, чтобы было, что взять, и, реализовав добычу барыге, выпасть затем на полгодика в осадок, залечь на дно. Скататься на отдых в Турцию или Египет, а в нынешнее лето, к примеру — во вновь обретённый Россией Крым.
— Красть, так миллион, — наставлял он кентов из молодых, начинающих. — Чтоб хотя бы было, за что сидеть. А не так, как вы, дураки. Хапните на гоп-стопе, да ещё угрожая ножом, мобилу, которой цена в скупке — пятьсот рублей. А потом паритесь по семь лет на зоне по статье за вооружённый грабёж!
Вот и за этот «скок» красноглазый заказчик ему «лям», миллион, то есть, рублей посулил. А всего и делов-то — найти в хате папочку с документами на право владения домом и земельным участком в Заповедном бору. Шмотки, что поценнее, тоже нужно забрать — чтобы не складывалось у «терпил» впечатления, будто жулик исключительно из-за этой папочки квартирку ту «подломил». Папочку с бумагами нужно будет красноглазому фрайерку в обмен на бабло отдать, а барахлишко себе оставить — вроде как премию.
Правда, разведку доскональную на этот раз, против обыкновения, Коля-верхолаз провести не успел. За срочность ему хорошие бабки и посулили. По уверению красноглазого, в хате той проживают сейчас трое — мужик и две женщины, все преклонного возраста. Был ещё четвёртый, но того менты по какому-то делу замели, и он сейчас в уголовке парится.
Так что, дождавшись, когда троица пенсионеров покинула подъезд, Коля понял, что пришло его время.
А вот про медведя, как выяснилось позднее, красноглазый не знал. «Домушник» тем более…
А Потапыч тем временем, оставшись в одиночестве, принялся на свой лад хозяйничать в оказавшемся временно в полном его распоряжении, жилье.
Это мы, люди, со свойственным нам высокомерием в отношении «братьев меньших», полагаем, что зверьё полностью лишено интеллекта. Что оно не способно к мыслительной деятельности, что в мозгах животных — сплошные безусловные и условные рефлексы, выработанные в ходе эволюции либо длительной дрессировки. Вроде капающей послушно слюны при звяканье алюминиевых мисок в часы раздачи корма в виварии.
На самом деле звери очень даже в состоянии размышлять. Правда, руководствуясь при этом несколько иной логикой, нежели мы, вчерашние приматы, вставшие с четверенек.
Вот и Потапыч, оставшись единовластным хозяином нового для него, необычно просторного логова, полного чужеродных предметов и запахов, начал соображать, как бы обустроиться в нем поудобнее.