Сказка Черного леса (СИ)

– Да, – так же коротко ответила девушка, хоть на этом её голос отчаянно дрогнул.

– А это зачем? – Ян приподнял руки, обмотанные ветошью.

– Ты ранил себя во сне, – глухо ответила Христа. – в горячке раздирал до крови лицо и запястья.

– Я того не помню, – с вызовом сипел больной.

– А хотел бы? – стойко ответила сиделка.

– Почему не позвала лекаря? – не мог угомониться юноша.

– Мне ни к чему выслушивать то, что я и так знаю, – буркнула девушка.

– Да неужели? Ты, как собака, хворь по запаху чуешь?

Возмущенная нахальством девушка, вместо ответа вскочила с табурета и резко потянула вниз воротник ночной рубахи больного: под ключицей алел бутон.

«Mortuus{?}[лат. - Мертвец]» – вспомнил Ян слова убийцы, отказавшейся забрать его жизнь. Их смысл вдруг стал таким понятным и очевидным. Как иронично, что то, что спасло юношу от смерти в лесу, погубит его в тёплой и безопасной постели.

Спесь юноши утихла, предоставляя место бесчисленным вопросам. Ян вдруг задумался, а таил ли лес вообще в себе опасность? Быть может, всадников нарисовало больное воображение? Быть может, легенда о птицах – лишь сказка из детства, затерявшаяся в лабиринтах его воспоминаний? Быть может… Но в таком случае…

– Где же Иоганн и Ерман? – спохватился юноша.

– Полагаю, на оборотном пути в деревню, – безразлично ответила девушка. – али вовсе уже туда вернулись. Иоганн не терпит задерживаться в городе: на его взгляд место прогнило.

– Ты их встречала?

– Пфф! – фыркнула Христа. – Заботишься так, словно не они бросили тебя в чащобах при смерти.

– Так встречала или нет? – нетерпеливо выпалил Ян.

– Не встречала, да и с чего бы? После того, как они обошлись с тобой, желания не возникало.

Сие откровение решений Яну не дало, а лишь усугубило смятие и подозрения. Неужто происшествие в лесу почудилось? Но ведь у костра он ощущал себя в добром здравии! А может и его чувства были горячечным обманом? Но как тогда Ерман и Иоганн могли бросить его одного? Уж кем, а трусами и подлецами называть мужчин не поворачивался язык.

В распоряжении юноши были лишь домыслы и догадки. И все они путали и пугали, вгоняя больного в состояние нервозности и бессилия. Ян зажмурил глаза и потер зудящие виски. Всем своим видом он требовал спокойствия и уединения. Однако, по всей видимости, кузина намёк едва ли поняла. Её раздражающий голос зазвенел в ушах:

– Я всё же думаю…

– Избавь меня! – хриплым голосом осадил девушку больной. – В сей час я в последнюю очередь желаю знать, о чем ты думаешь.

Он тут же пожалел о своей грубости, прикусил язык, но прощения просить не стал. И этот контраст между гневом и стыдом лишь окончательно выбил юношу из колеи, чем не упустила возможности воспользоваться Христа. Девушке надоело терпеть несправедливое к себе отношение. Она подбоченилась и прорычала сквозь зубы:

– Отлично! Пусть твой язык тебя и выхаживает!

На том она схватила поднос с оставшейся миской бульона, положила на него письменные принадлежности и спешно покинула покои. И будь ее руки не заняты, наверняка бы хлопнула скрипучей дверью, чтоб даже стены заколотились от её праведного гнева.

По иронии, как только Ян остался один, чрево громогласно озвучило требования. Студент с грустью поглядел на развёрнутую миску и лужу сытной маслянистой жидкости на полу. Чувствовал он себя не лучше, чем та посудина: совершенно опустошенным. Совсем не так, как положено ожидать от человека его статуса и, в конце концов, студента. Перепалка с кузиной более напоминала стычку меж сварливыми супругами, и данное сравнение вызывало у юноши два абсолютно противоположных чувства: брезгливости и заинтересованности. Как-никак Христа хоть и была птицей низкого полёта – рудной деревенской – всё ж интриговала студента своим пытливым умом и большим сердцем. Но то был вздор, выматывающий вздор. Потому, покачав головой, Ян принялся отвлекать себя, вновь оглядывая комнату в приглушенном свете, который напрягал и без того уставшие глаза больного.

«И почему бы просто не откинуть эти пыльные занавески? – размышлял студент. – Едва ли заря усугубила б течение болезни».

Мысли блуждали, путались, сменяли одна другую. Голова раскалывалась, мышцы зудели, тело бросало в жар. Заснуть юноша не мог, но и бодрствование утешения не приносило. Одиночество тяготило как никогда. У секунд закончился счет, а у произошедшего в лесу – версии. Однако под конец Ян всё ж склонился к мысли, что ни вампиров, ни птиц-убийц на свете не встречается, а потому мерзавцами в тех событиях окрестить допустимо лишь двоих: пьянствующего проводника да тирана-рыбака.

«Смехотворная компания бесов!»

Пожалуй, еще час бредовых разговоров самого с собой, и студент свихнулся бы окончательно в размышлениях о трёх бессмертных смыслах жизни: кровопийцах, сиделках да пыльных занавесках. Диво, но ни чума, ни приближение смерти сердце и ум не трогали. Словно Ян был крайне уверен в том, что неизбежное отступит в последний момент.