Сказка – ложь…

Снова зашептались по тёмным углам недоброжелатели да завистники, но на этот раз мне было на них плевать, лишь бы мои мальчики росли довольными и здоровыми. А они такими и были, уж поверьте! Не зря король, их дед, обожал внуков. Частенько приходил на них поглядеть, особенно вечерами: сядет у огня, усы в чаше с вином полощет да посмеивается, глядя, как эти карапузы ползают по волчьим шкурам, каждый силится отнять у брата деревянного конька, чтоб почесать о него дёсны, так и тузят друг дружку, пока разом не разревутся. Однако, стоило деду отставить кубок да взглянуть на них из-под бровей строго, тут же замолкали оба, кулачки в рот – и давай сами брови хмурить, с королём, значит, в гляделки! Тут уж он не выдержит обычно да как рассмеётся, а эти двое за ним вслед, так и покатываются втроём, пока не устанут!

В общем, любил король моих малышей, радовался им, а вот королева не особенно. Что со мной, что с внуками она держалась всё больше прохладно, словно с подозрением. Очень ей не нравились что снадобья мои, что песни, не говоря уж о чужих языках, на которых я выучилась читать да говорить, потому как мои магические книги ими были писаны, и прочих занятиях, о коих она лишь смутно догадывалась. Видать, никак не могла простить мне тех давних чар, наложенных на любимого её сына Королевой Фей. Не считала она меня ему достойной женой и это мнение не больно-то скрывала.

А тут ещё, как на беду, прибился к королевскому двору странствующий книжник из этих монахов, жрецов, что служат новому богу. Вот уж кто, наверное, мог переговорить даже самого упрямого барда! На каждый чих у него было наготове поучение или совет из его волшебной книги. Только выдавался свободный миг, он всё туда заглядывал, читал-перечитывал, а потом ходил всюду да пересказывал, что и как тот его бог велит делать или не делать. Послушать его бывало, конечно, занимательно, но уж больно всё у него выходило сложно и путанно. Я как-то не утерпела, стащила ту книгу да заглянула в неё сама, хотела разобраться, так ли оно и впрямь записано или это он по глупости своей всё перевирает. Полистала немного, подивилась и бросила. Хоть и понятен мне был язык, да уж больно всё там чудно́ выходило, так что я лишь посмеялась над прочитанным.

Так вот, большинству на этого самого книжника, конечно, было плевать. Иные ходили послушать его речи забавы ради, особенно молодёжь: соберутся вокруг, хихикают, друг друга локтями подталкивают, а потом ещё и вопросы начинают задавать скабрёзные да ржут, что твои жеребцы. Король его тоже особо не приваживал, хоть и не гнал по милости своей, а вот королева, та чем дальше, тем чаще всерьёз с ним беседовала, подолгу. Она его при дворе и прикормила, всем на беду… Но о том позднее.

Немало времени прошло, пока возвратился из своего похода мой муж, в сиянии славы победителя. Целый табун разномастных лошадей гнали перед ним слуги, целые возы трофеев везли за ним могучие быки, целая вереница пленных плелась следом в кандалах, подгоняемая свистом хлыстов да тычками копий. Гарцевал он, ликуя, на громадном кауром коне, взятом у побеждённого чужеземца, и ярче солнца сияли золотые фалары[22] на его сбруе.

Все в королевстве встречали его с великой радостью, но вряд ли кто был счастлив и горд так же, как я, когда вышла к нему в лучшем своём наряде и с нашими сыновьями на руках. Мальчики тут же потянулись к блестящему отцовскому щиту и оружию, под одобрительные улыбки присутствующих воинов. А рыжий Киган, тот даже воскликнул, мол, сколько бы драгоценной добычи ни захватил ты, королевский сын, лучшая награда ждала тебя дома, какие бы богатые дары ни принёс ты своей жене, а её ответный дар оказался бесценен! Муж мой на это усмехнулся победно, но всё же заметила я, как при взгляде на меня будто тень омрачила на миг его лицо, и того мига хватило, чтобы с корнем выжечь из моего сердца радость.

Три ночи и три дня шёл в королевском замке пир в честь возвращения героев, три ночи и три дня восхваляли певцы и барды их доблесть, и чем дольше звучали цветистые речи, чем громче пелись победные песни, тем глубже прорезала суровая складка лоб моего супруга, тем чаще скрывал он гримасу досады за чашей с вином. Я уже знала, в чём дело. Видела, как сверкали сталью его глаза, как сжимались губы, когда складывал он к ногам отца положенные дары из числа своей добычи. Никакие почести и похвалы не могли заменить ему желанной власти, и, будьте уверены, если бы пришлось выбирать, все свои трофеи и всю славу он с радостью променял бы тогда на отцовскую корону. Глупец не понимал, что усесться на трон – это лишь половина дела, а править не означает потакать любым своим капризам, когда вздумается.

На меня он с самого приезда более не глядел, даже псы охотничьи большей ласки удостоились, чем красавица-жена. Сыновьям, правда, улыбался сперва, катал по очереди на ноге, пока не объявилась рядом королева да не стала ему нашёптывать что-то, отчего он ещё больше помрачнел и велел обоих мальчиков увести.