Сказка о Юппи

— Я-ад? Да зачем же кому бы то ни было яд, скажите на милость?

— Я-ад — это лекарсство, ессли умно сс ним обращщатьсся. Прекрассное, ссильное лекарсство. На всей зземле ни у кого нет такого ссильного я-ада, как в нашем роду-у!

— Ах вот оно как! — сказал Юппи, потихонечку пятясь, потому что от этих ли речей или еще от чего взгляд Змеи на­чал оживать, а Юппи хорошо помнил, чем это кончается.

Через минуту он уже вприпрыжку мчался от этого места и не сразу расслышал, что кто-то его зовет:

— Эй! Эй! Да погоди же — чего-то хочу тебе сказать!

Голос был не змеиный, и Юппи остановился.

— Эй! — раздалось теперь не сзади, а откуда-то сбоку.— Куда ты таращишься, неужели не видишь меня?

Юппи вгляделся, но опять никого не увидел.

Но вот кто-то выпрыгнул из высокой травы и, как каме­шек, упал прямо перед ним.

— Это я, Кокой,— сказал крохотный лягушонок, бесстраш­но подняв к Юппи мордашку. Но когда Юппи протянул лапу, он отпрыгнул подальше.— Если у тебя есть хоть маленькая царапина на лапе, не притрагивайся ко мне — это очень опасно.

— Для кого? Для меня? — спросил Юппи.

— Не для меня же!

А Юппи-то думал, что лягушонок его испугался!

— Я слышал твой разговор,— продолжал лягушонок Кокой,— с этой хвастливой змеей! Она уверяла, что ядовитее их семейства нет никого на земле.

— А разве не так? — заинтересовался Юппи.

— Это наглая ложь!

— Ты знаешь кого-то поядовитей?

— Знаю, и очень хорошо!

— Кто же это?

— Это мы, кокой.

Склонив голову набок, Юппи внимательно посмотрел на крохотного лягушонка.

— Я понимаю,— сказал Юппи,— ты, наверно, самый ма­ленький из них.

— Мы все маленькие,— сказал Кокой.— В нас и так хва­тает самого сильного на земле яда.

Юппи очень хотелось, чтобы у него тоже было что-нибудь такое, чего ни у кого на земле больше нет, чтобы он живой был нужен миру. Он даже не понимал теперь, как раньше мог

жить, не зная, для чего он. Юппи не мог поверить, чтобы он был ни для чего, если даже в черве — такая огромная поль­за. Просто обычно, наверное, об этом рассказывают детям мамы, но его мама исчезла, не успев рассказать. Юппи пы­тался припомнить: может быть, кто-нибудь когда-нибудь говорил ему все же, для чего он? Но вспоминалось только не­приятное — как женщина хотела, чтобы его хвост был у нее на плечах, как не хотели портить его хвост охотники, а его самого было им ничуть не жалко. Ну уж дудки, хвост у Юппи красивый, но, кроме шкуры и хвоста, у него ведь есть глаза, которые столько всего видят, что это даже удивительно. Есть язык, который лакомится каждой травинкой. Есть уши, кото­рые слышат так далеко и точно. Есть нос, которым он чует еще невидимое. Есть передние ловкие, цепкие лапы. Есть силь­ные задние. Да мало ли что еще у него, живого, есть!

Юппи чувствовал, что если очень-очень подумать, если собрать все, что в нем есть, вместе, то, наверное, можно и без подсказки понять, для чего он. Никто его не учил, как надо думать, поэтому ему было трудно собрать в мыслях все вместе. Пока он представлял, как его глаза видят доброе, большое Де­рево, черные ласковые глаза Рапиды, нежные, как лепестки, крылья бабочки, он забывал подумать о языке. Вспоминал язык и всякие травки на вкус — пресные и горьковатые, кис­лые и сладкие,— но ему казалось, что без носа тут тоже не обходится: каждая травка пахнет по-своему и от этого еще вкуснее. Но ведь нос не только для вкуса. Сколько знает всего Юппи о мире вокруг, даже если закроет глаза: и что дождь надвигается, и что в далеких горах цветут цветы, и что мир хорош, очень хорош, и... А уши? Сколько он слышал всего, чего никогда бы не успел увидеть, даже если бы прожил в десять раз больше! А все, все это вместе — для чего? И вдруг Юппи догадался: все вместе — это радость жить!

Он даже подпрыгнул и перевернулся через голову, а хвост его стал вдвое больше и ярче! Весь, весь он и шкура его тоже — чтобы прекрасно жить в этом прекрасном мире! А если кто думает иначе, то это глупо и зло!

Так он и объяснил наутро Карамбе:

— Ты знаешь, для чего я живу? Для того, чтобы радо­ваться!

Но вредная его подружка так долго, так издевательски хохотала, что Юппи разозлился:

— Чему это ты смеешься, интересно знать? Ничего смеш­ного я не сказал!

Ему очень хотелось или убежать, чтобы не слышать этого смеха, или же дать Карамбе такого тумака, чтобы ей было уже не до смеха.

— Открррыл новость! — прострекотала Карамба.— Он живет для того, чтобы рррадоваться! А дррругие, по-твоему, рррадоваться не хотят? Только что же это получится, если каждый будет жить только для того, чтобы самому рррадо­ваться? Об этом ты подумал? Ты живешь для того, чтобы рррадоваться. А та женщина, по-твоему, не хочет рррадовать­ся? И вот для нее рррадость, чтобы ты был меррртвый и что­бы твоя шкуррра лежала у нее на плечах!

Она особенно раскатисто «рэкала», и каждое ее «ррр» болью отдавалось в голове и в сердце Юппи:

— Ее вот рррадует, когда у нее на шее такой воррротник, как ты, и пррри этом уже никуда убежать не может! Послу­шай-ка вот песню, пррриятель,— может, она тебя вррразумит!