Молвив так, он принялся искать пологий спуск к морю. А спутнице наказал дожидаться в дубраве:
– На рассвете вернусь, отведу тебя к Жар-Птице.
Уселась Змеевна под кронами и стала ждать. Час-другой скучает девица, а солнце припекает. И захотелось ей искупаться в синем море.
«Ну что со мной станется? Жар-Птиц все одно не видать, людей здесь нет и в помине… А больше мне не от кого таиться».
Оставила она накидки теплые да отправилась к бережку окольным путем, чтобы Баюн не приметил. Шла недолго, и вот уже волны белопенные показались впереди. Бурлящей россыпью приплывают они издали, одна за другой ласкают берег, будто просят войти в прохладную воду.
Скинула Марна платье и ступила в морскую синь. И таким сладким было море, таким пьянящим запахом окутывал прибрежный ветер, что купалась девушка почти до заката. А когда выбралась на берег и обсохла, чей-то голос шепнул прогуляться. Пошла она вдоль воды по жемчужному песочку, вдаль от лукоморья – туда, где истончается светлая полоска суши, а волны глубоки.
Впереди показались белые стены крепости. По всему видно, знавала она времена былого величия. Может даже, стоял тут в древности целый город. Да теперь остались одни руины. Только башня щерится в море разрушенными окнами.
«Кабы ближе подойти, – подумала Змеевна. – Солнце еще высоко».
И она быстрее зашагала к ступеням древней крепости. Вот стены уже совсем близко, в закатном свете на них можно разобрать черные знаки да старинные письмена.
Ступила девица под сень белой цитадели и замерла. Внутри, в темном зале с высокими сводами укрылся от глаз каменный жертвенник, почерневший от времени, а может статься, от невинной крови. Усыпан разбитый пол костями человечьими и скалится голодно каменный истукан у изголовья.
Похолодела вмиг Марна, ощутив кожей студеный ветер, что дул в этих стенах. Хотела развернуться и уйти прочь, но сила неведомая спутала ее ноги. Стоит Змеевна на каменных ступенях – не шелохнется.
И слышатся в воздухе голоса: будто напевает кто песни гортанно, на языке неведомом Марне. А еще бьют барабаны, заставляя кровь быстрее бежать по жилам.
Страшно стало путнице, хочется повернуть назад, но сила колдовская не пускает. Алым как кровь сделалось закатное небо – покраснело море… Взметнулись тени над древней твердыней. Видно, было тут раньше страшное капище кровожадных богов. Сменились века, народ здешний ушел давно, а жертвенник все стоит, жаждая столетьями новых приношений.
Завороженная древним проклятьем, ступила невеста Полоза под своды храма и стала подниматься по гладкой лестнице. Идет, а глаза словно дымкой застланы – ничего вокруг не видать. Вот взобралась в башню, так высоко, что сердце замирает. А внизу обрыв и море синее, из которого, словно клыки чудовища, торчат острые скалы. И солнце красное заливает закатной кровью прибрежные воды.
Сколько жизней здесь загублено, сколько путников нашли в храме последнее пристанище…
Постояла девица на балконе, словно во сне, и стала забираться выше, на каменный парапет. Крошится старая кладка, сыплются галька да камушки – вот-вот разрушится крепость от времени. Но до тех пор хоть одну жизнь заберет с собою.
Встала девушка у самого края и руки опустила. Больно бьют по лицу мокрые волосы. Но не чувствует она ничего, кроме злой воли, что перстом указывает путь. Сорвался коварный ветер, толкнул Марну в спину – скоро упадет в бездну морскую. А голос шаманий все шепчет, уговаривает: «Лишь шажок сделай, только раз ступи и познаешь свободу!».
А по берегу призраком бесплотным мечется Хмель. Ужас застыл в его янтарных глазах, ведь не в силах слуга Змиев остановить древнее проклятие. Не может даже окликнуть Змеевну, как бы ни силился. Мольбище это построили древние задолго до его рождения, и он не властен над здешними чарами.
– Марнушка, вернись! – шепчет в отчаянии молодец. – Поворотись назад, не губи жизнь невинную.
Но нет никого наяву, только ветер гуляет по узкому берегу. Не помнит Марна ни себя, ни Хмеля; спит ее сердце, убаюканное шаманьей волшбой.
Постояв немного, занесла девица ногу над пропастью… Но тут проснулась на ее руке медная Веретеница, согретая южным солнышком. Сжала сильнее змеиные кольца, да как укусит со всей мочи госпожу за запястье.
Вскрикнула девушка, встрепенулась. Закапала кровь на белые камни. И будто спала с глаз поволока. Оглянулась, а вокруг только руины и крутой обрыв. Что есть духу кинулась Марна вниз по ступеням, мимо идола каменного, что скалил зубы в злобной усмешке. Бежала, не оглядываясь, прочь так быстро, что и ветру не догнать. А когда не осталось сил и солнце село, упала на землю, едва переводя дыхание. Горло беглянки горело, а рука ныла нещадно. Но вместо того чтобы плакать да причитать, воскликнула невеста Полоза с облегчением:
– Ах ты спасительница моя! От верной гибели уберегла, – она ласково сжала в руках медную змейку
– Гос-спожа, рада видеть тебя невредимой, – прошипела в ответ Веретеница, склонив голову.
– А уж я как счастлива, что ты проснулась! Был бы рядом Баюн, давно б принялся распекать меня за беспечность.