– Помню, Горгин злонравным был – вечно насмехался, а мы, младшие, обижались. Колотили его вдвоем – набросимся и исколотим, а он насмешки не прекращал. Я средний среди братьев. Младший Покор – это уже не по-гречески – единственный остался на хуторе, после в совхозе работал, дети его уже в Утылву переселились. Нынешние Нифонтовы – две сестры и парень – его потомки… М-да, двое сынов моей матери наследников не оставили, младший только… А мать… Что мать? Тоже плохо помню. Но уже в сорок лет старуха. Седые волосы на прямой пробор, платок. Кофтенка выцветшая, реденькая. Грудь сухая и острая. Натруженные руки. Голоса не помню. И работа, работа – выпила до капли… Я в семнадцать лет в Красную Армию ушел потому, что некуда больше идти. И возвращаться незачем.
Ты, племянник, про кого интересовался? У Решетниковых в Бузаковке один сын родился. Грицан. На голову выше своих ровесников, и тех, кто постарше. Крепкий, громогласный, могутный. Волос темный. Бегал быстрее всех, плавал, с берега сигал в речку. И задорный, нахрапистый – заводила у нас. Ребята его слушали. Еще девчонки сохли по нему. Он подружек легко находил – в Утылве тоже. Богатые девки попадались. Но у Грицана в голове тогда один ветер свистел – о женитьбе да корысти не думал. Хотя первая тылвинская невеста Фаина Чиросвий надеялась… Надежде не суждено исполниться. Смешная история с Грицаном стряслась – он мне сам по секрету рассказывал. Но такое в секрете не утаишь. Однажды на Кляне увидел девчонку – она плыла и смеялась над ним, рукой махала, волосы русые по воде стелились. Голая – белые плечи наверху. Глаза чудные, переливчатые… Он подошел к берегу и завел разговор. А это очутилась русалка – я словам Грицана поверил, он же никогда не врал. Она ему и хвост рыбий показала. Чешуя переливалась… Понравился ей Грицан – она потому и смеялась, и махала, чтоб заманить его. Вот они стали беседовать – Грицан шагал по берегу, а русалка плыла. Побеседовав, после разлучались. Грицан же не знал, что русалок не бывает на свете. Поведал лишь мне, но как-то разнеслось всюду – начали над ним шутить, про приданое невесты расспрашивать. Грицан догадался, что девчонка его обманула, и решил проучить ее. Несколько раз вызывал к одному месту на свиданку – русалка из воды не выходила, а он говорил, что дальше сам идти не может. Потом перестал являться. Девчонка приплывала, звала его. Не утерпев, вышла на берег – нет у нее никакого хвоста в рыбьей чешуе – ножками побежала туда, где обыкновенно Грицан встречал, а там между корягами мешок, в мешке что-то завязано – развязала кости. Якобы человеческие. Испугалась, закричала истошно и подрала в село – в Утылву. Именно так было. Грицан говорил. Только я сомневаюсь. Прежде всего, как он мог углядеть ее рыбий хвост на первых свиданках? чтобы утверждать про русалку – она же им, хвостом-то, должна по воде бить, плыть – откуда достать эдакую диковину. И еще – где он взял кости? Хотя в степи встретишь старые могилы – столбики обозначают… С Грицаном вечно что-то происходило. Собирал на себя чудесатости. Но с ним не соскучишься. Не унывал, не трусил.
– На сказку похоже.
– И то верно. Только один в сказке – Грицан, дружок мой закадычный. И девчонка известна. Калинка – сестра Фаины. Таковская она – дивья… Запросто могла русалкой притвориться. Это ж надо удумать, чтобы парня охмурить… Вот и охмурила…
– Погоди… Калинка? Та самая?
– В Утылве одна – единственная Калинка – другой уже не будет. Любимица деда Калины Егоровича. Мать тетки твоей – бабы Лиды. Я ж говорю – охмурила парня. Родила от него.
– Да, история… Как выражаются, сказка – ложь…
– Чистая правда! И все, что я тебе рассказываю – правда. Понятно, что Грицан в Бузаковке жить не собирался. Тут бедность не избыть, в люди не выбиться.
– Но ведь Чиросвии – богатеи в Утылве. Женился бы на Фаине и как сыр в масле катался.
– Унизительно для такого парня соглашаться. Да и не хотел тогда Грицан жениться – молодой еще, не нагулялся. Калинка его привлекла, сердце оцарапала. Но и она еще девчонка была – в таком возрасте не венчали. Ей годков тринадцать. Как Килькиной Машутке. А тут и времена настали, что у Грицана мысли о женитьбе напрочь отшибло. Старую власть свергли. Неразбериха. В Утылве объявилось много чужого народа – солдаты, среди них и дезертиры, и те, кого командиры бросили. Вожак выдвинулся – большевик Кирилл Солин. На железной дороге работал. Он выступал и агитировал. Мы с Грицаном и парнями ходили на митинги, слушали. Вообще-то, мы еще раньше хотели в армию уйти – лишь бы из хутора подальше – на войну воевать. Но по молодости не взяли. А тут набор в Красную Армию – мы очень просились, и нас записали. Ни винтовок, ни обмундирования не выдали. В том бою на Шайтанке, в котором часть отряда погибла, нам посчастливилось… гм… Избежали смерти. Потом ушли с отрядом из Утылвы. Включились в борьбу за всеобщее счастье.
– Любопытно. Вы так рассказываете. Сразу себе представляешь… Только когда это случилось? Сколько вам лет?
– Сколько? Не упомню. Старый я.
– А по паспорту?