Сказка сказок, или Забава для малых ребят

Представьте же, с каким сердцем несчастная Ренца должна была проглотить этот рвотный орех![311] Однако, несмотря ни на что, она продолжала иногда повторять стихи, которые так нравились Чечьо. А когда закончили обедать и помолвленные уселись в укромном уголке побеседовать, Ренце выдалась возможность наедине излить боль своего сердца. Она вышла в сад, устроенный вровень с залой, и, укрывшись под кустом жасмина, стала жаловаться и сетовать: «Ох, жестокий Чечьо, это ли твоя благодарность за мою любовь? Это ли ответ на мою преданность? Это ли награда за мои чувства? Вот я оставила отца, бросила дом, потоптала честь и себя отдала псу негодному, чтобы теперь отрезали мне дорогу, чтобы перед лицом затворили ворота, чтобы подняли мост — в тот миг, когда уже я думала принять власть над этой прекрасной крепостью! Чтобы я сделалась платящей дань стыда на податном дворе твоей неблагодарности, после того как мечтала обитать в Герцогских садах твоей милости![312] Чтобы я, как в детской забаве, получила от тебя „приказ барона от Ослиной короны“, когда думала, что играю с тобой в „Анка Никола“![313] Сеяла надежды, а ныне подбираю за тобой ослиные шарики! Забросила сеть желания, а вытянула один песок забвения! Строила воздушные замки и грохнулась оземь! Вот какой вышел добрый обмен, вот какое воздаяние я получила! Вот какой монетой ты мне отплатил, вот плата, что я у тебя заработала! Опустила я ведро в колодец желаний любовных, и осталась у меня в руке только дужка! Развесила чистое, белое белье надежд, а с ясного неба полил дождь! Поставила кастрюлю мыслей на огонь желанья, а сверху напáдала в нее сажа несчастья! Но кто бы мог подумать, перебежчик, предатель, что золото твоих слов окажется медью? что вино в бочке твоих обещаний будет прокисшим? что хлеб твой тронут плесенью? О благородный поступок честного человека, о доблестный подвиг, достойный королевского сына! Насмеялся, натешился, насытился, кроил мне длинный плащ, а вышла короткая куртка, обещал моря и горы, а толкнул в канаву, умыл мне лицо, чтобы оставить меня с черным сердцем! О обещания ветра, о слова-мякина, о клятвы жареной селезенки![314] О, хоть четыре раза услышишь, не верь, пока в суму не положишь! Огонек увидала, коника погнала; думала передохнуть малость, ан до него сто миль осталось! Сладко песни пелись, да по ветру разлетелись! Думала с ним жить, как мяско с жирком, а разбежались, как собака с котом! Думала с ним быть как ложка с черенком, а остались как лягушка с ужом! Ибо нет сил моих видеть, как другая счастливица, вытянув свои пятьдесят пять[315], первым пасом всю мою надежду погубила! Как мне за шахом сразу мат поставила! Ох, Ренца-бедолага, больше мужчинам доверяй, слова пустые в пазуху собирай! О мужчины без закона и без чести! Несчастна та, что с ними свяжется, бедняжка та, что им доверится, горемычная, кто уляжется на широкую постель, что перед ней расстилают! Но не горюй: ибо знаешь, что кто детей соблазняет, тот как моль погибает; знаешь, что у Неба в конторе писаря не пройдохи, фальшивую справку за взятку не выпишут! И когда не ждешь, настанет твой день, ибо ту, что себя отдала в кредит, ты обсчитал наличными! Но сколько буду я обращаться к ветру? вздыхать об улетевшем, вздыхать впустую и жаловаться без успеха? Пусть он сегодня с невестой вексель подписывает, а мой рвет; а я подпишу договор со Смертью и сполна расплачусь с Природой! Пусть ляжет в постель белую, надушенную; а я в могилу черную, смердящую! Пусть он играет в „откупорь-ка бочонок“ с этой счастливицей, а я сыграю в „товарищ мой, я умираю“, воткнув себе наточенный кол в грудину, чтобы разделаться с жизнью!»

Пока она изливала эти и другие слова, полные гнева, подошло время ужина, и всех позвали к столу. Но пышные пироги и гуляши с подливами казались ей мышьяком и беленой, ибо не еда, но другое было у нее на уме; другое скручивало ей желудок, а не желание его наполнить. И Чечьо, видя ее задумчивой и бледной, спросил: «Или не по нраву тебе кушанья? Что с тобой? О чем ты задумался? Как себя чувствуешь?» — «Не особенно хорошо, — отвечала Ренца. — И сам не пойму, что со мною сталось: то ли несварение, то ли голову кружит». — «Тогда пропусти еду, — отозвался Чечьо, — ибо небольшое голодание полезно при любой болезни. Но если нужен медик, давай позовем умелого врача, который по лицу, даже не щупая пульса, определяет людские болезни». — «Ох, не та у меня болезнь, чтобы рецепт прописать, — сказала Ренца. — Ведь никто лучше половника не знает, чем больна кастрюля». — «Пройдись по саду, вдохни свежего воздуха», — говорит Чечьо. А Ренца ему на это: «Чем больше хожу, чем больше смотрю вокруг, тем больнее сердце рвется».