А вот другой— и книжник, и мудрец:он выступает будто патриарх,по капле, как родник, цедя слова,но от души плюет на все четыре,себя считая лучшим в целом мире.Когда он рассуждает о стихах,себя равняет запросто с Петраркой.Коль речь о философии— тогдаон сто очков даст форы Стагириту[168].Он в арифметике готов побить Кантоне[169],а рассуждая о военном деле,разделать Корнадзано[170] под орех.В архитектуре он Евклида садит в лужу,а в музыке— легко у Джезуальдо[171]найдет ошибки в контрапункте. В праве—готов мозги он вправить Фариначчо[172],ну а Боккаччо разбранит за стиль.Он, как паук, плетет сентенций нить,в его устах совет— как в золоте отлит…Беда, коль в деле кто его проверит:ведь он и кеглю выбить не сумеет.И справедливый суд о нем таков:дурак, от книг объевшийся верхов.
Фабьелло
Поистине, ослиная надежда—себе приписывать всезнанье, и мудрецизрек поистине: «Тот больший есть невежда,кто знающим себя зовет».
Яковуччо
Вот уж почти конец.Но как оставлю я без рассмотреньяалхимию с алхимиком! Вот ктособой доволен, что уж мнит себя счастливцем,нам обещая через два или три годадобраться до ключа всех тайн природы,поведая об удивительных вещах,что выделил в реторте перегонкой,которые его озолотят.Но только лишь его положим в чашку,как будет сразу дело нараспашку:увидим, сколь наука эта лжива,увидим, сколь он слеп и глуп—тот, в фартуке прожженном, продымленном,кто утвердил надежд своих колоннына хрупкости стеклянных колб и труб,несчастный, кто и мысли, и стремленьялелеет среди копоти печной,кто, дни и ночи поддувая пламямехами, — между тем словами,как пузыри, желанья выпускает,которые не сбудутся вовек.Вынюхивает «тайные рецепты»,что распускают для подобных дураков,доискивается «первовещества»,утрачивая сам и вес, и формуи, веря, что обогатится,теряет, что имел; мечтая обладатьспособностью «металлы исцелять»,себя доводит прямо до больницы.Он, призрачно гадая напередживое серебро[173] сгущать,жизнь собственную, разжижая, льети, в золото учась преображатьлюбую дрянь, доходит до успеха:преображается в осла из человека.
Фабьелло
Поистине, ловушка сумасбродов—занятье это. Сотню раз видалдома алхимиков рассыпанными в прах,а их самих— по горло в тяжбах да в долгах,и вместо золотого упованья—средь черной копоти и разочарованья.
Яковуччо
Тебя, скажи-ка, не замучили покавсе эти россказни ценой в три медяка?