Так повторялось три или четыре раза, и с каждым разом все сильнее поднимался сирокко[233]
зависти у этих грыж; и под конец эти гарпии уже так рыли носом землю, что с помощью одной орки разузнали-таки все, что было с Лючиеллой. И когда она снова вернулась домой, сказали: «Хоть ты и не пожелала рассказать нам о своих наслаждениях, знай, что нам все известно: каждую ночь тебе дают снотворное, и ты и не знаешь, что рядом с тобой спит прекрасный юноша. И всегда ты будешь радоваться в полрадости, если не послушаешь совета тех, кто тебе хочет добра; как-никак ты нам родная кровь, и мы желаем тебе только пользы и счастья. Так вот, когда вечером будешь ложиться спать и придет слуга поднести тебе легкого вина, ты потихоньку вылей вино из бокала, а не пей, чтобы могла бодрствовать ночью. И когда твой муж уснет, ты открой задвижку на ставнях, потому что тогда, хоть он того и не желает, чары пропадут, и ты станешь самой счастливой женщиной на свете».Бедная Лючиелла, не подозревая, что бархатное седло скрывает гнойную рану, что среди цветов таится змея и что на золотом подносе ей подали яд, поверила словам сестер и, когда вернулась в подземный дворец и настала ночь, сделала все, как научили эти завистницы. Как только все вокруг затихло, она зажгла огнивом свечу и увидела рядом с собой цвет красоты, юношу, которого не с кем было сравнить, разве что с лилиями и розами[234]
.И, видя столь чудную красоту, она сказала: «Клянусь, ты у меня из лап больше не выскочишь!» — и, схватившись за задвижку, открыла окно. И увидела на улице нескольких женщин, что несли на голове много мотков доброй пряжи. У одной из них упал моток, и Лючиелла, что была кладезем доброты, забывшись, громко закричала: «Подними пряжу, госпожа моя!»
С этим криком юноша пробудился и столь был огорчен тем, что Лючиелла его обнаружила, что в ту же минуту позвал слугу и, обрядив ее в прежнее тряпье, выслал вон, побледневшую так, будто ее выставили из больницы. А когда она вернулась к сестрам, они прогнали ее с позорными словами и поступками, которые были хуже слов.
С такого горя Лючиелла пошла бродить по свету, прося подаяния. И после тысячи страданий, вот-вот готовая разродиться, она добрела до города Торре Лунга[235]
и пришла в королевский дворец, прося приютить ее на ночь где-нибудь на соломе; и одна придворная девушка, имея доброе сердце, приняла ее у себя. А когда настал час разгрузить живот, она произвела на свет мальчика — столь красивого, будто колос золотой.И в первую ночь после родов, когда все спали, появился в комнате прекрасный юноша и стал говорить: «О милый сын мой, если бы узнала о тебе моя матушка, она бы тебя в золотой чаше купала, золотой пеленой бы тебя пеленала! О если бы никогда не запел петух, чтобы никогда не разлучаться мне с тобой!» И с первым криком петуха он испарился, словно капля ртути.
Придворная девушка, подсмотревши это явление и видя, что тот юноша приходит каждую ночь с одними и теми же словами, пошла сказать об этом королеве. И та — лишь только Солнце, как главный врач, выписало из больницы неба все звезды — повелела огласить жесточайший указ: чтобы зарезали всех петухов в этом городе, в одночасье сделав остриженными вдовами[236]
всех здешних кур, сколько их было.И когда вечером вновь вернулся тот же юноша, королева, что уже была наготове, как пушкарь с зажженным фитилем, и только ждала этого мига, выбежала ему навстречу, признав своего давно пропавшего сына, и обняла его изо всех сил. И поскольку проклятие, наложенное на принца злой оркой, состояло в том, чтобы он уходил и скитался вдали от жилища, пока матушка не обнимет его до первого крика петуха, то теперь, как только он оказался в объятиях королевы, распались чары и прекратилось горькое заклятие.
Таким образом матушка обрела и сына, и внука, сверкающего, словно драгоценный камень, а Лючиелла вернула своего мужа, прекрасного, как волшебник. Тут и сестрицы, узнав о ее счастье, пришли с каменными лицами что-нибудь получить от нее. Но теперь вместо праздничного пирога они получили только по куску лепешки; и, поскольку отплачено им было их же монетой, с великим огорчением поняли, что
Куманек
Забава десятая второго дня