Сказка Востока

Персия — существенная страница в книге об истории человечества, и ее кульминация или одно из чудес света — клинописное послание, высеченное на знаменитой Бехистунской скале вдоль древнего караванного пути из Багдада в Тегеран, восточнее Керманшаха.

— Однако, — продолжал свой рассказ иранец, — как сказал поэт:

Рассыплются стены дворцов расписных

От знойных лучей и дождей проливных,

Но замок из песен, воздвигнутый мной,

Не тронут ни вихри, ни грозы, ни зной.

^[139]

Давно известно, роскошь развращает и в то же время соблазняет.

Персидское царство постигла участь всех великих империй. Внутренние противоречия, сверхбогатство одних и бедность многих, аморальность нравов и беспечность властей, наемная армия и отсталость масс, словом, — это, как всегда называют, высокая культура, цивилизация, прогресс, а рядом варвары, зарятся на это счастье. Первый удар по Персии нанес Александр Македонский. После этого прошло полторы тысячи лет. Наконец, монголы оккупировали разрозненный Иран. ^[140]Все эти захватчики так или иначе наносили урон; многое разрушали, сжигали, увозили, — продолжал свой рассказ купец, — но такого, как тимуриды, никто не «создавал». Посмотри туда, — указал он на несуразную огромную башню у древней мощеной дороги.

Малцаг ничего не мог понять. От вида этого строения в нем зашевелились какие-то противоречивые, непонятные чувства. С одной стороны, отторжение и все усиливающийся дурной запах, доводящий до рвоты. А с другой стороны, этот объект его не то что манил, он звал, он к себе влек. С каждым движением его шаг становился короче, медленнее, неувереннее, и с дрожью в ногах, но он шел, он все это видел, он это знал и уже было забыл. Ведь давно не встречался с тимуридами. Это скрепленная известью «башня» из человеческих голов. Все это еще свежее, только-только разлагающееся. Здесь вонь, черные мухи, которым лень взлетать, и жирные белые черви из глазниц. Малцаг многое повидал, и не только такое, но теперь, видимо, с возрастом или ввиду еще чего-то, ему стало очень плохо, тошнота, увлажнились глаза, и он готов был упасть, но его подхватили рабы иранца, потащили к каравану.

— Знак Тамерлановой силы, — почему-то на шепот перешел купец. — А это — памятник архитектуры принца Мираншаха.

Больше до самого Тебриза они практически не говорили, и говорить не хотелось.

Всюду разруха, заросшие бурьяном бескрайние поля, покинутые деревни и Богом позабытый пригород.

— А для кого ты товар везешь? — неожиданно спросил Малцаг.

— Сорок тысяч варваров, у них денег не счесть. Да и наших подонков хватает, некоторые холопы так разжились, — он тяжело вздохнул. — Эх, война, все с ног на голову перевернулось. Кто мог представить, что я так буду жить, а живу, этим собакам пряности доставляю.

Тебриз — город огромный, пожалуй, больше Каира. На окраинах убогость. Зато к центру картина меняется. И по мечетям, храмам и синагогам можно определенно сказать, где проживают курды, персы, армяне, евреи или грузины. И всюду усиленный конный патруль. Вот это тюрки, в их раскосых надменных глазах презрение, важность, сила. Они не раз останавливали с досмотром караван, подозрительно приглядывались к долговязому дервишу. И всякое могло бы случиться, да, видать, иранец-купец уже усвоил повадки степняков. Он, широко и сладко улыбаясь, совал им в руки какую-то мзду. Если недовольны, то еще и еще, а потом, как патруль исчезал, он плевался, клял весь мир, скрежетал зубами от злости. Следом еще патруль, опять на лице умиление, и картина повторяется не раз, пока они не въехали в какой-то полузаброшеный огромный огороженный двор, где еще сохранились следы былого достатка и благополучия.

— Все, — устало сказал иранец. — Мой дом. Но смогу ли я тебя здесь схоронить, чем помочь — даже не знаю. Сам, как видишь, под мечами живу.

— А я здесь жить не собираюсь, — шельмоватая ухмылка на губах Малцага. — Где здесь «Сказка Востока»?

— В «Сказку Востока» верующие, а тем более дервиши не ходят.

— Не меняя веры, поменяем костюм, — вроде безмятежен Малцаг, у него приподнятое настроение. В этом городе Шадома, он это уже чувствует, от этого буквально возбужден.

К вечеру, в костюме зажиточного горожанина, сановник средней величины, по большому носу и цвету — кавказец, скорее всего, грузин.

— Я Шадому никогда не видел, — провожая Малцага, говорил иранский купец, — а помогаю потому, что она твердит: «Отомщу Хромцу..» Бог вам в помощь.