Сказка жизни

Апофеозом унижения стал момент, когда секретарша вообще не обратила внимания на тот факт, что в удостоверении его сказочной личности оказалось вклеено только две фотографии из потребных трех. Была бы даже хоть единственная – еще можно было бы учинить скандал, дескать, одна за всех, и все за одну, но дива, не отрываясь от компьютерной игрушки, холодно бросила: «Ожидайте. Вас пригласят».

– Девушка, – робко откашлявшись двумя головами из трех, осведомился Змей Горыныч, – А когда пригласят? Я ведь издалека, по очень важному вопросу… по личному, причем…

– В скором времени, – еще поддав холодку, заявила привратница. После чего добила окончательно, убрав малейший намек на гостеприимство, – Вас вызовут.

«Да, дела-а, – горестно констатировал Змей Горыныч, примащиваясь в уголке, – Прав, тысячу раз был прав Морихей Уэсиба, когда говорил, что мудрый всегда найдет выход из безвыходного положения. Но мудрость второго рода в том, чтобы вовремя осознать, что выхода и вправду нет, и пора уже подписывать обходной лист после сдачи инвентаря упитому кладовщику Феофилактичу…»

Наконец, вспыхнуло табло – и Змей Горыныч кое-как втиснулся сквозь узкую дубовую дверь.

В приемной палате было попросторнее. Арнольд Шварцевич, как и всегда при работе с посетителями, восседал вполоборота к окну, будто создавая тем самым доверительную, домашнюю обстановку для общения.

– А, это ты, – кивнул он вошедшему и даже изменил угол атаки и тангажа в благоприятном направлении, – Ну здравствуй, друг мой, рассаживайся.

– Я, Арнольд Шварцевич, – подтвердил вошедший и, пытаясь рассесться как можно аккуратнее, чуть не опрокинул задом крутящее по всем осям кресло.

– С чем пожаловал?

– Я это…– кашлянули все три головы хором, – То есть, я… ну вы поняли, короче, Арнольд Шварцевич. В отпуск мы хотим. А то и вовсе того… ну, заканчивать чтоб…

– Зачем тебе отпуск? Ты ведь и так на свежем воздухе работаешь? – спросил Арнольд Шварцевич и тут же рассмеялся собственной удачной шутке. Змей Горыныч понурился.

– Что ты там делать будешь, в отпуске? – развил свою мысль Руководитель.

– Ну я это… – замялась рептилия, – С девушкой, может, приличной познакомлюсь. Отношения там выстрою какие-никакие…

– Чего-о?! – и Арнольд Шварцевич, откинув густую челку с изящно вкрапленной проседью, расхохотался пуще прежнего, – А сейчас-то ты – чем занят?!

В молодости Змей Горыныч любил летать через границу, таскать половецких девок. Он почему-то питал пристрастие именно к половецким девкам, и сам иной раз не зная отчего. Но годы шли, все больше хотелось простого семейного тепла и уюта, как у нормального труженика села, пусть и нечисти…

– Тут, Арнольд Шварцевич, как бы вам сказать, – насуплено пробубнил Змей Горыныч, – Одно дело – работа, а другое дело – жизнь… как бы это… не умею я складно языками чесать… ну вот так как-то. Потому и прошу…

– Не могу, – резко подавшись вперед, молвил Арнольд Шварцевич, – Ты знаешь, как я к тебе отношусь – но и ты меня пойми. У меня сейчас – каждый человек на счету. Тем более, такой как ты… ну, то есть не человек, а… ну ты тоже понял, короче.

– Ну а за свой счет если хотя бы?..

– Никаких «если», – неожиданно строго произнес Верховный Продюсер, – Давай без фокусов и самодеятельности, без бюллетеней там липовых и прочего. Знаешь, я все эти ваши штуки вот так насквозь вижу, понабирались у разного рода героических личностей! Есть контракт, там все обговорено. Исполняешь – по итогам и результатам, знаешь, я не обижу, а коли нет… про неустойку, например – помнишь?

Змей Горыныч помнил. Он вообще помнил много из того, что на самом деле лучше было бы позабыть, в том числе и про себя лично. Эх, ведь и были же золотые времена! Ну, то есть, не такие уж золотые – но все-таки! За работу, даже за самую тяжелую и почти неоплачиваемую – хватались зубами и когтями, намертво. Поступаешь, если посчастливилось, в какое место – тут же пишешь два заявления: одно, стало быть, о приеме, а другое – сразу на увольнение по собственному желанию, только без указания даты, и заявление это до поры до времени в секретное дупло ложится. А случись чего – извлекается на свет, проставляется число, и вот ты уже снова свободный художник и вольный стрелок, и куда хочешь лети, и кого хочешь тискай. Если, конечно, есть на что.

А нынче? Все какие-то контракты, регламенты, инструкции, неустойки опять же – и ни шагу в сторону. Вот он, звериный оскал современных сказок. И нету, нету уже места подлинным чувствам. Тем более, если ты и не человек вовсе, а все-таки, хоть и уважаемая – но нечисть…

– Ну, может, все-таки, Арнольд Шварцевич? – пискнули головы по очереди и тут же сделали попытку спрятаться друг за дружку.

– Никаких «может», – отрезал Генеральный Хранитель, – Все, что я могу сделать для тебя – я уже сделал. В том числе и вид, что разговора этого не было вовсе. А теперь – давай обниму тебя на дорожку.

И Арнольд Шварцевич решительно выступил из-за своего широкого стола.