Не зря говорят, что купальские ночи полны тайн и чудес. Именно в одну из этих ночей ходил я по папоротнику, цвет искал да вдруг ворону увидел, что на суку сидела. Её силуэт чернел прямо на фоне круглой луны. Я ещё подумал, что ночью вороны не летают, да вот же она, сидит как ни в чём не бывало да говорит со мной. Вроде и на своём языке, а понятно всё. Ответил ей, она опять раскаркалась, ну говорю ж, на Купалу необычная ночь. Разговорились, а потом о сказках речь зашла, она обрадовалась да эту вот, про Ворона, чуть было князем у людей не ставшего, мне и поведала. Цветок папоротника, как известно, клады указывает, только разными они бывают, мой вот сказкой обернулся. А сказку в себе таить негоже, потому я с вами сим кладом и поделюсь, чай, от него не убудет
Давным-давно жил-был на свете Ворон. Был он уже старым, за две сотни лет перевалило, и последние лет пятьдесят почти никуда не летал с Дуба, на котором привык сидеть. Дуб был ещё старше, но стоял, крепко ухватив корнями землю, а его крона раскинулась так широко, что под ней мог поместиться почти целый род людей, которые приходили спрашивать у него совета и просить помощи. Ворон тоже помогал людям. Он предсказывал им будущее и говорил о прошлом. За это люди уважали старого Ворона и кормили разными вкусностями. Зачем ему было куда-то летать? Людей много, три больших рода вокруг живут. Все они из одного корня вышли, из одного места, потому роднёй считаются. Была сперва одна вервь, на малом притоке, да много людей стало, а земля, она до безконечности кормить не может, так её истощишь запросто. Вот лет двести назад, Ворон тогда ещё совсем малым был, и отделились несколько семей, что помастеровитей, да ушли вниз по притоку к большой реке. Там путь на север идёт, из стран южных, да обратно ладьи ходят. Новости со всего света туда попадают. Товар кое-какой прикупить можно. Да своё, что негоже, продать сподручней. Чем не житьё? А поскольку вниз по притоку да на реке поселились, то и назвали их Речные выселки — или Нижние.
Другие, что к охоте да лесу тянулись, вверх к истоку ушли. Места там заповедные, людьми не тронутые, а потому зверя всякого не счесть, птицы видимо-невидимо, ягод полно, травы да родники целебные. И прозвали их Лесные выселки — или Верхние. Старое же место так и называли все Старым.
Недалеко от Старого, в заповедной дубраве, и Дуб стоял, на котором Ворон сидел. Там же и курганы, что предков хранят, там же и места для праздников, кои все роды вместе собирают.
Три больших рода — это уже много, целое племя, и не раз уже приходилось ему свою землю от находников отстаивать. То соседи шалят — дурь или удаль свою показать пытаются, то ватаги разбойные наведываются. Но это мелочи, с которыми справиться просто. А вот когда с юга степь походом идёт, тут уж только держись.
Помнит Ворон, как полвека назад приходил хан степной, с большим отрядом, да дани требовал. Вынесли ему данью собаку дохлую да облезлую, на что хан сильно обиделся, грозить начал, что побьёт всех, да так ни с чем и уехал. А на следующий год большую силу привёл. Да свои уже подготовились. Соседскую дурь и удаль к своей прибавили, и лишь немногим более сотни степняков из леса ушло, благо кони хорошие.
Зато и купцов ханских стало за что пограбить. Ни одного не пропустили, да без товаров оставив, самих назад в одних портах отправили с наказом, чтобы почаще хан воевать приходил, дюже прибытку от него много — и конями, и оружием, и товаром разным. С тех пор умение воинское в родах в большом почёте стало. Даже отдельно людей для этого выделили, которые только и делали, что воевать учились да силу и сноровку развивали. В Старом сотня — что туры лесные. Сильные да здоровенные. Топорами да секирами орудуют, только свист стоит, да всё не просто силою, а ещё и ловко да с ухватками.
Из Речных сотня строем да бронёй сильна. Все как один действуют. Станут стеной, копья выставят, щитами закроются, и попробуй возьми. Вмиг на копья насадят!
А полсотни Лесных — вроде и неприметны ничем, да лучше их никто не подкрадётся, засаду не устроит, коней не угонит, врага не выследит. Из лука же садят, будто булавой гвоздят, да хоть муху на лету собьют, а уж белку в глаз стрелить и вовсе за дело не считают. Ходят что тени, плывут что рыбы, а коли хотят, так и чужими глазами глянуть могут. Поговаривают, что и зверьми оборачиваются запросто, да не видел того никто. Это уже их родовая тайна, от деда к внукам передаваемая.
Не сидели воины по домам своим. То соседям помогут угодья отстоять, то к князю северному в дружину наймутся. Тот охотно принимал, благо знал их силу и сноровку. Не раз в походы брал да кроме добычи ещё и сверх того одаривал — за дела да удаль проявленную. Так и ходили в разные стороны, у других учась да себя показывая. Особенно лесные ценились. Все хотели их волшбе и сноровке научиться, да не получалось. Сами же они говорили, что надо родиться в Лесном да из тех родников сызмальства воду пить, с тех трав росою умываться, лес слушать, звериному языку учиться, Землю знать да Небо видеть.