Читаем Сказки Китая полностью

Однажды хан с победой вернулся домой и велел трубить в рог. Музыканты подняли к небу самый большой рог. От его могучего рева задрожали стены дворца. Пиала упала на пол и разбилась. Услыхал хан это печальное известие и пришел в ярость, из ноздрей у него даже показалось пламя. Три дня не выходил он за ворота. А на четвертый велел призвать во дворец лучших мастеров и приказал им склеить пиалу так, чтобы не было ни одной трещинки.

Гончары отказались. Но хан стал топать ногами, бить кулаками в грудь и ругаться:

— Бесполезные твари, если на чашке будет хоть одна трещинка, я велю повесить каждого третьего из вас!

Никто не осмелился перечить хану. Собрали гончары осколки в мешочек и печально побрели домой. Весь вечер они возились с осколками, но даже самый старый и опытный мастер ничего не мог придумать. Когда рассвело, из гончарного ряда донеслись печальные вздохи и плач.

Тогда вышел старший из гончаров — Чернобородый Али и, заткнув уши, закричал:

— Не нужно плакать! Хан жесток, но слезами горю не поможешь. Может быть, старый Усман что-нибудь придумает. Ему уже сто лет, а он по сей день каждую пятницу привозит на базар целую тележку горшков. Тот, кто знает в них толк, готов отдать двадцать монет за каждый горшок. Потому что даже в знойный летний день вода в нем как горный лед.

Гончары вскочили на коней и помчались в далекий кишлак искать старого Усмана. Старый гончар усадил гостей на кан и велел своим ученикам — они приходились ему правнуками — подать чай. Гончары выпили уже по двенадцать чашек, а старик все вертел своими огрубевшими пальцами черепки ханской пиалы. Солнце клонилось к западу. Наконец старик покачал головой и сказал:

— Нет, эту пиалу не склеишь!

Заплакали гончары, а старший из них. Чернобородый Али, воскликнул:

— Никто теперь не спасет нас!

— Ай нет, — поспешил сказать старик, — я не дам вам умереть! Пойдите-ка вы к хану и попросите у него отсрочку на год. Год — срок большой, может быть, мы что-нибудь и придумаем!

В тот год никто не видел старого Усмана, целыми днями сидел он дома и даже за ворота не выходил. А гончары со страхом в душе ждали последнего дня срока.

Незаметно пролетели триста шестьдесят четыре дня, и наступило утро триста шестьдесят пятого. Гончары со всего города собрались на площади; на женщинах были голубые паранджи. В это утро дети плакали особенно громко. Жестокий хан не знал, что такое любовь к людям, никогда никого не жалел. Он велел приготовить плаху и приказал палачу принести веревки покрепче. Воины забили в барабаны, объявляя о начале казни. У гончаров пропала последняя надежда.

Но в этот миг люди увидели Усмана. Старый гончар спокойно ехал на осле, а следом шли его внуки и осторожно несли большой сверток.

Прошел всего год, но как постарел Усман! Руки его дрожали, глаза потускнели. Он, как всегда, поздоровался со всеми и тихонько опустился на ковер рядом с гончарами, потом махнул рукой, и внуки развернули сверток. О, чудо! Гончары увидели драгоценную ханскую пиалу. Черепки, которые стоили не больше чем горсть земли, вновь превратились в ни с чем не сравнимую драгоценность. Как ни переворачивали гончары пиалу, сколько ни стучали по ней камушком, поверхность ее оставалась гладкой, без единой трещины, она лишь издавала мелодичный, чистый, серебряный звук. Звук этот вызывал безмерную радость в сердце каждого, заулыбались спасенные гончары. Слезы счастья полились у них из глаз, и они запели ликующую песнь.

Тогда старший из гончаров, Чернобородый Али, взял большой деревянный поднос и стал обходить всех. Женщины клали на поднос серьги и золотые браслеты, мужчины щедро кидали золотые монеты, дети не хотели отставать от взрослых и клали на поднос свои расшитые тюбетейки. Когда поднос наполнился, Али с поклоном преподнес его старому мастеру. Но тот не принял подарков:

— Я вполне вознагражден за свой труд, я сохранил для людей эту прекрасную драгоценную пиалу, а вашим женам и детям сохранил мужей и отцов. Это самый лучший подарок для меня.

Не прошло и недели, как слава о старом Усмане разнеслась по всему Коканду. На площадях, на базарах, в каждой семье, в каждом доме и в каждой мечети только и говорили о нем.

— У старого Усмана золотые руки, он так склеивает фарфор, что ни одной трещинки не заметишь. Старые, ломаные вещи превращает в новые! Усман стар, дни его сочтены. Так неужели он не откроет нам секрет своего искусства?!

И гончары решили снова отправиться к Усману. Старший из них, Али, и пять самых искусных мастеров оделись по-праздничному, воткнули за уши цветы гвоздики, сели на коней и торжественно, словно это было свадебное шествие, отправились в деревню.

Старый гончар терпеливо выслушал гостей. Затем опустил голову, долго теребил огрубевшими пальцами свою белую бороду и наконец ответил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Bibliotheca mythologica

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза