Читаем Сказки Китая полностью

— Бабушка правду говорит, пусть отец сперва потоп усмирит, а потом домой возвращается.

— Ладно, — подхватил высоким голоском мальчик, — пусть отец воды усмирит, а потом домой придет.

Услыхал эти слова Великий Юй, обрадовался:

— Хорошо, — сказал он мальчику, — непременно твои слова Великому Юю передам!

Повернулся Юй, вскочил на коня, и вынес его нетерпеливый конь обратно на дорогу.

Тринадцать лет прошло, как Юй воды усмирять отправился, сколько гор исходил, сколько рек пересек, повсюду свои следы оставил. А про то, как Юй три раза мимо дома своего проходил, а ни разу не зашел, до сих пор такие стихи повторяют:

Первый раз к воротам подошел — брань услыхал,Второй раз к воротам подошел — смех услыхал,Третий раз мимо ворот проходил — устное письмо унес,Только когда потоп усмирил, вернулся домой.

Как небо и землю разделили и как солнца вставили на небо

сказка народа мяо

В древнейшие времена небо еще не отделилось от земли, а земля от неба. Наверху не сияли солнца, луны и звезды, а внизу не высились горы, не текли реки и ручьи. Над головой не плыли облака и не летали птицы, под ногами не шныряли крысы, в воде не плескались гольцы. Не существовало ни террасных полей, ни выстроенных в ряды деревянных домов, не жили ни домашние куры, ни домашние утки, ни дикие кабаны, ни дикие собаки, не было ни мулов, ни лошадей, на которых можно ездить верхом, ни коров, ни буйволов, которые могли бы тащить соху или борону, не прятались в зарослях тигры и не карабкались по лианам проказливые обезьяны. Люди не обрабатывали поля, не засевали землю, не ткали материю, не сажали деревья. Небо и земля были словно вязкая кашица из клейкого риса. Белый день, темная ночь будто бы смешались в перевернутом котле: земля в небесный сумрак глядела, небо в зеленую тьму смотрелось. В мире не существовало ни лет, ни лун, ни дней, только тянулась долгая ночь — не сосчитать, сколько страж прошло. Много-много времени минуло, пока появился отделивший небо от земли Налоиньгоу.

У Налоиньгоу широкие, как земляной склон, покатые плечи, ноги о восьми суставах, ступни длиной больше двух ли. Куском ткани в двенадцать саженей не закроешь и половинки его колена, из двух тысяч травяных накидок не сошьешь и кармана для его штанов. Протянет руки — может коснуться облака, опустит — землю проткнет насквозь. Три тысячи коромысел кашицы из клейкого риса не хватит ему на раз глотнуть, девятьсот корчаг маринованной рыбы не хватит на два раза куснуть. Десять тысяч лет пить не будет — не умрет от жажды, тысячу лет есть не будет — в глазах не зарябит. Захрапит — словно десять тысяч тигров зарычат, кашлянет — будто двенадцать громовников раскалывают горы.

Сказал он как-то своему другу Жэньюнгуло, что хочет небо от земли отделить, тьму и свет разъединить.

— Поглядим, что в том огромном глиняном чане — земле — вареный рис или вино, соленые овощи или мясо?

— У меня есть восемь толстых деревянных столбов да еще шестнадцать стеблей желтого проса, — ответил ему Жэньюнгуло. — Столбами подопрешь небо — валиться не будет, из стеблей подпорки под землю сделаешь, на бок не упадет.

Налоиньгоу обрадовался, взмахнул рукой, словно топором, — ладонь вместо лезвия, разрубил небо и землю надвое. Тогда небо приоткрыло рот, земля разжала зубы, небо не могло больше держать в зубах землю, земля не могла больше кусать небо. Уперся Налоиньгоу ногами в землю, руками — в небо, опустилась тут земля на тысячу чи, поднялось тут небо на пять ли. Подпер Налоиньгоу небо деревянными столбами, укрепил его над головой. Но небо зависло невысоко, земля опустилась не низко. Небо землю любит, земля по небу скучает. Прошло немного времени, стали черви древесные столбы точить, сердцевину выгрызать, принялись скорпионы длиннохвостые столбы грызть, стали их жуки точить — рухнули подпорки, упало небо на землю. Накрыли небеса землю, крепко вцепилась земля зубами в небо. Налоиньгоу спросил Жэньюнгуло:

— В один год со мной рожденный, что еще у тебя есть?

— Еще у меня есть тринадцать больших железных столбов, скорпионы хвостатые их не сгрызут, жуки не источат.

— Хорошо, неси их, попробуем.

Притащил Жэньюнгуло на плече столбы, подперли ими небо, да вот беда: спустя немного времени столбы ржавчина проела, небо вновь на землю рухнуло. Опять сказал Налоиньгоу:

— Жэньюнгуло, деревянные столбы жуки источили, железные столбы ржавчина проела, что еще придумать можешь?

— Есть у меня еще двенадцать каменных столбов, скорпионы хвостатые их не прогрызут, ржа не проест. — И притащил на плечах каменные столбы. Налоиньгоу стал землю ногами топтать, небо столбами подпирать. Укрепилось было небо над головой, да прошло немного времени, и потрескались каменные столбы, наклонилось небо, обрушилось на землю.

Опять обратился Налоиньгоу к своему другу Жэньюнгуло:

Перейти на страницу:

Все книги серии Bibliotheca mythologica

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза