Сказки нового Хельхейма

Двор освещали разноцветные рождественские гирлянды, развешенные над подъездами и на некоторых кустах. На столе стояло большое плоское блюдо, на таких обычно подают пироги и торты, но на этом вместо угощения лежал моток проводов, среди которых светились яркие бирюзовые и оранжевые огоньки.

Джини хотела сказать: «А когда я на балконе сидела, и вы меня снизу позвали, во дворе ни снега, ни украшений не было», – но и сама сообразила, что с балкона видела какой-то другой, не праздничный двор.

Соседей за столом не было. И нигде во дворе ни души. Даже следов не оставили, не протоптали тропинки в снегу, выходя из подъездов. Чудеса чудесами, но как это так они?

– Все гуляют, – тихо сказал женский голос возле самого уха. – Но скоро вернутся. Договорились собраться к полуночи. Осталось… сейчас посмотрю, секундочку. Да, всего полчаса.

Джини обернулась к источнику голоса и в первый момент натурально оцепенела. Перед ней стояло чудовище. Хуже любого инфернального монстра в тысячу раз. Та самая классическая крепко сбитая тётка средних лет с плотно сжатым ртом-скобкой, наихудший типаж квартирной хозяйки, всю жизнь боялась их как огня.

Впрочем, рот немедленно расплылся в улыбке и сразу утратил роковое сходство со скобкой. У чудовища оказались весёлые круглые глаза цвета весеннего снега и детские ямочки на щеках.

– Извините пожалуйста, я Людмила, – сказало чудовище. И добавило низким голосом, явно копируя Юджина: – Ваша газдарица[93]. Хозяюшка, бля.

Джини рассмеялась от облегчения.

– Как же удачно, что мне Юджин с Михаилом на вашем месте мерещились! – наконец сказала она. – Вас я бы точно испугалась. И квартиру бы, чего доброго, даже за полцены не сняла.

– Да ладно, – удивилась Людмила. – Чего нас бояться? В смысле, меня.

– Вы с виду ужасно строгая. И живёте в соседнем подъезде. Я бы сразу подумала, что вы будете каждый день с утра пораньше приходить проверять, помыла ли я полы.

– Отличная идея! – обрадовалась Людмила. – Я бы с радостью к вам каждый день заходила, да неловко вас беспокоить. А вы подсказали такой прекрасный повод! Только с утра пораньше не обещаю. Я – классическая «сова».

– А я – вообще богема, – напомнила Джини. – Мне положено спать до полудня. А потом бутылки сдавать.

– В тапочках и с авоськой, – кивнула Людмила. – Я знаю! В моём детстве в квартире под вами, где немец, жил скульптор дядя Пантелеймонас. И регулярно так с бутылками выходил. Хотите посмотреть ярмарку? У нас есть ещё полчаса. Если скажете «нет», я сяду в сугроб и заплачу. Потому что сердце просит музыки и цветов. В смысле, ярмарочного глинтвейна. Но грех вас тут одну оставлять.

– Не надо в сугроб! – воскликнула Джини. – Естественно я хочу на ярмарку. Господи, настоящая ярмарка в Рождество! И никакого локдауна! Хотя у нас и до всяких локдаунов в Сочельник всё закрывалось уже в шесть часов. Только слушайте, я кошелёк не взяла. В голову не пришло, что он может понадобиться. Можно домой подняться? Или я потом выйду куда-нибудь не туда?

– Да чёрт его знает, – беззаботно отмахнулась Людмила. – Непредсказуемо, даже если вместе пойдём. Поэтому плюньте. На этой ярмарке добрая половина угощений бесплатно, рождественский подарок от городских властей.

– Коммунизм какой-то! – умилилась Джини.

– Да ну. Просто праздник. Обязательно должны быть подарки. В том числе, горожанам от мэрии. Этого требует ваш здравый смысл.

– Мой? – изумилась Джини.

– Да, именно. Потом объясню. Пошли.

Людмила ухватила её под локоть и повела в тот конец двора, где прежде стояли ржавые гаражи, судя по виду, скорее исторический памятник, чем рабочие помещения. Сейчас на их месте был невысокий зелёный забор с распахнутой настежь калиткой. А за ним – хорошо знакомый соседний сквер, только озарённый не как обычно одним тусклым мигающим фонарём, а праздничными огнями, от них и от снега здесь стало светло, как днём. Всюду стояли палатки и наспех сколоченные ларьки, пахло жареным мясом, хвоей, корицей, порохом фейерверков, апельсинами, сладким дымом костров, над которыми томились котлы с горячим вином и супом. Народу вокруг было на удивление много, хотя им сейчас, вроде, в церкви сидеть положено, – неуверенно думала Джини. – Религиозный же праздник. Не Новый год, Рождество.

– Помните, мы говорили про моллюска с песчинкой? – спросила Людмила. – С этой ярмаркой так и вышло. Готова спорить, вы её не заказывали. Не продумывали детали. Не мечтали долгими зимними вечерами и уж точно не были готовы душу за такое продать. Просто вас долгие годы страшно бесило, что здесь так рано всё закрывается в Рождество. Выйдешь вечером в город за праздничным настроением, а там тишина, темнота, и даже глинтвейн выпить негде. И погода совершенно не праздничная: холод собачий, а снега нет. Нелогично! В праздник должно быть наоборот. И вот результат вашего справедливого негодования…

– Моего? – растерянно переспросила Джини. – Именно моего?

– Вашего, – подтвердила Людмила. – Иначе бы мы с вами сюда не вышли. В нашем дворе такая традиция: в Сочельник каждый получает своё.

– Так значит ярмарка ваша! Это же вы меня сюда привели.