Сказки нового Хельхейма

– Мы же на самом деле как бы один человек, – добавил высокий. – Фортунатас. Долбанутый, сцуко, поэт. Когда на него – на меня! – находило, и он начинал сочинять, чувствовал себя кем-то другим, незнакомцем, не похожим на того, кем привык быть. Очень себе таким нравился. И иногда мечтал: вот бы этот поэт был совсем отдельным от меня чуваком! С которым можно выпить, поговорить, выйти в город и найти на свои задницы приключения. И просто вместе кино посмотреть. А наш дом такое интересное место; сами уже наверное поняли. Здесь иногда сбываются некоторые мечты из разряда совсем невозможных. Правда, почему-то не все подряд. И обычно не совсем в таком виде, как нам представлялось. Не лучше, не хуже, а просто иначе; по крайней мере, все наши так говорят. Но моя – его, Фортунатаса, наша – мечта однажды сбылась. Выиграл, блин, в лотерею. Всё как заказывал. Получил, что хотел. Это оказалось даже круче, чем грезилось. И одновременно гораздо страшней. Но это как раз не беда. Подумаешь – страшно. Жизнь сама по себе довольно страшная штука. А такая прекрасная, как у нас она далеко не всегда.

Надо запомнить, – подумала Джини. – Заранее представляю, как часто мне придётся это себе повторять.

– Пока мы знали, кто из нас кто, – сказал растрёпанный вариант Фортунатаса, – нам всё время было здорово не по себе. Один боялся сгинуть, снова раствориться в небытии. А второй – что не справится, отвлечётся, да просто как-то не так, не туда однажды утром проснётся, и лучший на свете друг исчезнет по его вине. Бухали мы тогда – страшное дело. Чтобы хоть ненадолго расслабиться и забыть, как обстоят наши дела. Но не забывали, конечно. От знания, кто ты такой хрен избавишься. Просто пьяным быть недостаточно, для этого надо сойти с ума. А у нас обоих психика крепкая, не повезло. Но оказалось, что можно договориться и больше не помнить. Великое дело – правильно составленный договор!

Джини хотела спросить, с кем именно они договаривались. Друг с другом? С домом? С подземными духами? Или с надземными, кто этих духов знает, где они на самом деле живут. В каких инстанциях такие вопросы вообще разруливают? Куда, если что, бежать? Но не решилась. Даже не потому, что боялась показаться бестактной, просто была не особо уверена, что готова услышать ответ.

– Вы только нас теперь не начните бояться, – сказал обладатель низкого голоса. – Мы нормальные чуваки. А что один выдумка, так знаете, придуманные люди обычно получаются даже лучше, чем настоящие. Взять хотя бы книжных героев – один другого прекрасней. Начитаешься книг, и сразу понятно, что хорошего человека проще сочинить, чем родить.

– Но иногда получается без писателей, – невольно улыбнулась Джини. – Вот у нас во дворе все такие прекрасные оказались. Как на подбор!

– У меня одно время была версия, что мы все тут придуманные, – оживилась Людмила. – Что нас сочинил этот дом. Обычные жильцы ему надоели, захотелось кого-нибудь поинтересней – любопытных, весёлых, с хорошей фантазией, жадных до всего необычного. И тогда появились мы – дети, почти одногодки, ровесникам проще дружить.

Вот я бы не удивилась, если именно так и было, – подумала Джини. – Совсем!

– Ну, это всё-таки вряд ли, – нахмурился один из Фортунатасов.

А второй присвистнул:

– Ты раньше не говорила. Ну и заносит тебя иногда!

– Заносит, – согласилась Людмила. – Но уже давно принесло обратно. Я с этой идеей носилась лет двадцать назад. А с тех пор так много всего случилось, что я уже зареклась искать простые понятные объяснения. Всё равно не помогут. Не того масштаба здесь у нас ведётся игра.

* * *

– Эй, мне нужна помощь! – крикнула Тома, высунувшись из окна. – Пока вы жизнь прожигали, я пироги пекла. Их шесть, и они здоровенные. А последние два горячие. Короче, их надо поставить на стол. Нет, в подъезд не идите, я вам не открою, меня там нет дома. Забирайте через окно. И я тоже в окно к вам вылезу. Потому что моя дверь сейчас ведёт в другой двор. А окно, молодец такое, открывается в этот. Очень удобно. Всегда бы так!

Пока доставали через окно пироги и помогали вылезти Томе, во дворе появился не то просветлённый, не то просто подвыпивший Курт, а на столе – удивительной красоты гранёная бутылка с ярко-лиловой жидкостью и какой-то подозрительной клинописью на этикетке, по дизайну похожей на вырезанную из газеты статью; впрочем, сам немец называл содержимое «Limonade». Лимонад из мира грибных домов! Джини надеялась, что пробовать лиловую жидкость её никто не заставит, но с вожделением косилась на бутылку, прикидывая, можно ли будет забрать пустую домой. И Магдину из-под шипучки. И нарвать во дворе георгинов. И нарисовать самый нелепый в мире, зато правдивый рождественский натюрморт.