– Хорошо, – со скучающим видом согласился принц.– Попытайтесь! Если получится – я вас по-королевски награжу, а если нет – то пеняйте на себя!
При этих словах зрачки его глаз резко сузились и стали похожи на вертикальные щёлочки, из которых проглянуло что-то настолько страшное и злобное, совершенно нечеловеческое, что детей мороз продрал по коже… Но отступать уже было некуда.
И вот Даня смело шагнул вперёд и громко, с выражением прочитал:
– В доме, добрыми делами занята,
Ходит-бродит по квартире доброта!
Утро доброе у нас,
Добрый день и добрый час!
И откуда, спросишь ты,
В доме столько доброты,
Что от этой доброты
Распускаются цветы
И заводятся коты,
Рыбки, ёжики, щенки?
Я тебе отвечу прямо:
Это мама, мама, мама!
Потом он отступил назад и взял за руку Машу. Принц, слушая стихотворение, помрачнел ещё больше и опустил ладонь на эфес шпаги. А Маша с Даней запели песню «Улыбка»:
От улыбки станет мир светлей…
Настя и Женя начали танцевать и танцевали так, словно на карту была поставлена их жизнь, да, в общем-то, так оно и было! Настя порхала над скользким блестящим полом, как потомственная балерина в восьмом поколении, лицо её было отрешённым и сосредоточенным одновременно. Женя уснастил свою партию всевозможными трюками, и хотя они танцевали совершенно по-разному, танец производил впечатление неразрывности и цельности – настолько органично партнёры дополняли друг друга…
Потом Настя запыхалась и уступила место Жене, а Маша и Даня запели песню мамонтёнка:
По синему морю к далёкой земле…
Принц сидел неподвижно, как скала, по его мрачному лицу ничего невозможно было прочитать, лишь крепко сжатые губы указывали на то, что в груди его бушуют какие-то чувства… Но вот какие?
Ампилак тоже с тревогой поглядывал на юношу, его, казалось, что-то беспокоило, но остановить артистов он пока не решался.
И вот во время одного из трюков Женя поскользнулся и упал! Пол был очень скользкий и отполированный ногами сотен тысяч людей, побывавших здесь. Упал очень неудачно, на спину, не успев сгруппироваться, и громко ударился затылком об блестящий пол.
Анель закатился в неожиданном приступе оглушительного смеха. Он хохотал, показывая пальцем на упавшего Женю, который, морщась, потирал ушибленный затылок; он топал ногами и подпрыгивал на своём королевском троне, он сгибался пополам, придерживая одной рукой шпагу. Ампилак с изумлением посмотрел на своего господина; любопытные стражники просунули бронированные морды в двери и воззрились на своего короля, покатывавшегося со смеху.
Дети на какое-то мгновение ошеломлёно застыли, потом Настя подскочила к брату и обняла его, а Даня гневно крикнул:
– Нельзя смеяться над тем, кто упал! Ему больно! Его нужно пожалеть, мне мама так говорила! А твоя мама, что, не научила тебя этому?!
Внезапный смех принца так же неожиданно оборвался, замерев на каком-то тонком всхлипе:
– Мама? – что-то отдалённо напоминавшее сострадание на мгновение промелькнуло в глазах принца.
– Да, мама! – подтвердила Настя. – У тебя тоже есть мама и папа!
– И они тебя очень любят! – добавил по-прежнему сидевший на полу Женя.
– А ты заточил их в темницу, где они могут умереть! Как тебе не стыдно! – подхватила Маша.
– Ты никого не любишь и сам превращаешься в чудовище! – заключил Даня.
Принц ошеломлёно молчал и не сводил глаз с детей. Он совсем не ожидал от безобидных бродячих побирушек такого нападения! Они тоже выжидающе смотрели на него, ожидая хоть какого-то эффекта от своих слов.
Первым опомнился Ампилак.
– Стража!– рявкнул он, и стражники, гремя и скрежеща латами, ввалились в залу.
– Схватить их и бросить в самую глубокую темницу! – приказал Ампилак.
В самой глубокой темнице было холодно и сыро. Ни один луч света не проникал сюда, потому что никакого, даже самого маленького и зарешёченного окна в ней не было. Сбежать отсюда не было никакой возможности, но этого Ампилаку и его верному прислужнику Гунару показалось мало, и они приказали заковать детей в кандалы…
И так они тихо и печально сидели в каменном мешке. Щиколотку каждого из них охватывало железное кольцо, цепь от которого уходила прямо в стену. Только Настю приковали за талию, потому что у кузнеца не нашлось кандалов её по ноге.
– Ну и что? – мрачно спросил Женя, обхвативший согнутые колени руками и оперевшийся на них подбородком.
– Что ты имеешь в виду? – переспросила Маша.
– Что из того, что мы добрались до принца, сказали ему всё, что хотели? Что?! – слегка нервно повторил мальчик.
– Я не знаю, – растерянно пробормотала Маша.
– Он должен был расколдоваться,– добавил Даня.
– И стать снова хорошим!– и Настя подала голос.
– А всё осталось так, как есть,– упавшим голосом подвела итог Маша. – Но мы сделали всё, что могли!
– И что теперь? – опять спросил Женя.
– Я не знаю!
– Что с нами будет?– задал волновавший всех вопрос Данил.
– Я хочу домой, к маме! – дрожащими губами прошептала еле удерживавшаяся от слёз Настя.
Даня посмотрел на неё, и губы его затряслись.
– Мне кажется, они ничего нам не сделают! – прошептала Маша, сама не верившая своим словам.