53.
Близнецы росли необыкновенно быстро, что сильно беспокоило Емельяна Ивановича, так как он боялся не успеть с реализацией своего замысла к началу их активной и сознательной жизни, которая, как он твердо решил, начнется тогда, когда они достигнут годовалого возраста. Работал Емельян Иванович с рассвета до глубокой ночи, забывая поесть или покурить, а уж о медитациях не было и речи. Василиса Прокофьевна уже давно перестала звать его к семейной трапезе, принося завтрак, обед и ужин прямо к нему в мастерскую. Но чем взрослее становились близнецы, тем чаще она убирала кушанье нетронутым. «Похудел ты у меня, Емельянушка» – тихо говорила Василиса Прокофьевна, со все возрастающим изумлением и восхищением глядя на то, чем ее муж занят. Емельян Иванович рассеянно улыбался в ответ, но ничего не отвечал. И не потому, что игнорировал слова своей жены, перед которой трепетал, а просто из-за того, что все до единой его мысли были
заняты работой. Сперва он хотел просто сделать для внуков интересную игрушку, но, как это часто бывает у по-настоящему талантливых людей, первоначальный замысел разросся, зажил своей собственной жизнью, требуя от автора все новых и новых деталей, подробностей и сюжетов. Емельян Иванович строил деревянный Рай, в котором близнецы, как два маленьких Адама, должны были провести первые годы своей жизни, окруженные заботой и любовью, но при этом с младенчества учась понимать смысл окружающих их предметов и явлений. Емельян Иванович не только никогда не читал, но даже и не слышал о Леонардо да Винчи, Лао Цзы, Гераклите, Пифагоре или, например, Вернадском, но представление о том, что все вокруг взаимосвязано, все подчинено некоему единому и благому закону, что весь мир живет и дышит, как одно большое целое, было в нем твердым и нерушимым. Он это просто знал, вот и все. И если бы кому-нибудь вздумалось попросить Емельяна Ивановича изложить его концепцию существования мироздания, то он вряд ли бы даже понял, о чем идет речь. Пусть знают, как у нас тут все устроено, думая о близнецах и при этом вытачивая очередной листик очередного «райского» дерева, рассуждал про себя Емельян Иванович, пусть увидят, как все это хорошо придумано, чтобы портить не захотелось, а только любоваться. Вон того-то Адама за что из Рая прогнали, продолжал он свой внутренний монолог, да за то, что напортил там чего-то. Ему говорили: смотри, как красиво, а он взял да испортил, чудак-человек. Емельян Иванович понимал, конечно, что подрастающим богатырям очень скоро станет в его «Раю» тесновато, но это его нисколько не смущало. Ну и что, рассуждал он, ну и выйдут они отсюда, но зато уж будут помнить, как хорошо, когда все целое и красивое. Того Адама чуть ли не взашей вытолкали, да еще и ангела поставили, чтобы назад не совался. А у нас не так будет, а совсем наоборот. Сами уйдут, когда вырастут, а если грустно станет, так пусть возвращаются да и отдыхают с ангелами…
С самого начала детской решено было назначить сорокаметровую квадратную комнату на первом этаже нового дома с трехметровым потолком и тремя застекленными стенами. Эту комнату Емельян Иванович тщательно обмерил и с помощью Маруси сделал чертежик. «А для чего вам это нужно, Емельян Иванович?» – спросила удивленная его скрупулезностью Маруся. «Рай буду строить для мальчишек, пусть поиграют» – ответил Емельян Иванович. Маруся улыбнулась, но ни о чем больше спрашивать не стала, а вместо расспросов вычертила масштабную аксонометрическую проекцию комнаты, что очень помогло Емельяну Ивановичу для воплощения его замысла. Вычертила и забыла. Время шло, был уже апрель месяц и как-то раз за ужином, на котором, как всегда в последнее время отсутствовал Емельян Иванович, Маруся спросила, ни к кому особенно не обращаясь:
– А почему это Емельян Иванович давно с нами не трапезничает?
– Работает – вздохнула Василиса Прокофьевна – Сейчас понесу ему поесть, да, боюсь, опять забудет про еду-то. Я даже беспокоиться начала, как бы он не захворал.
– А над чем же он работает? – несколько удивленно поинтересовалась Серафима Сергеевна.
– «Рай» делает – снова вздохнула Василиса Прокофьевна.
– «Рай»?! – в один голос ахнули Серафима Сергеевна и Лавр Ильич. Точно, «Рай», вспомнила Маруся и покраснела от стыда, за то, что совсем-совсем забыла про Емельяна Ивановича.
– Мне вчера папа облако доверил отшлифовать. Уже второе – гордо заявил Иванушка – Это чтобы ангелам было, где отдохнуть. Этих ангелов у него уже целых четыре штуки, только без крыльев пока. А будет семь.
– Он у меня книгу на той неделе взял по ботанике – вспомнил Лавр Ильич – И по саду долго ходил, что-то высматривал, стволы ощупывал.
– Иванушка, а часто ты Емельяну Ивановичу помогаешь? – спросила озадаченная Маруся.
– Редко – потупился Иванушка – Он боится, что я что-нибудь неготовое сломаю случайно. А если готовое, то он велит потрогать. И если ломается, то он не сердится, а берется заново делать. Он говорит, что я, как ОТК на заводе.
Все заулыбались, дивясь обнаружению нового применения Иванушкиной силищи.