Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка

31.

Иванушка ускорил шаг, уж больно ему хотелось поскорее попасть в сказочный чудо-город, мерцавший и переливавшийся всеми оттенками красного и золотого. Он уже ясно видел башни, луковичные купола церквей и крыши теремов, украшенных затейливыми флюгерами в виде флажков и каких-то зверей. Но чем ближе Иванушка подходил, тем страннее казался ему вид этого города. Он никак не мог сообразить, что с ним не так, пока, наконец, не понял, что город совершенно плоский. Он был как будто нарисован, или, точнее, выплавлен и отшлифован, как это делают с яшмой или малахитом, чьи прихотливые узоры так завораживают, напоминая то водные потоки, то облака, то горы. Но здесь эти узоры сложились в подобие сказочных домов, храмов, оборонительных башен и башенок. Каким-то чудесным образом все это было тщательно вырезано и теперь светилось само по себе на фоне почти черного неба. Иванушка подошел к тому месту в городской стене, где угадывались очертания ворот, и постучал. Стена была холодная, а звук от ударов Иванушкиного кулака был глухой, как будто он стучал по камню. Иванушка ударил сильнее и почувствовал, что под его кулаком что-то хрустнуло, а по стене пошли трещины. Удивленный Иванушка несильно надавил на стену и огромный кусок с нарисованными воротами обвалился внутрь. Иванушка испугался, что что-то сломал и опасливо заглянул в пролом, думая, что сейчас его начнут ругать. Но никто его не ругал, так как за стеной никого и ничего не было, кроме какого-то поля с остатками картофельной ботвы, слегка припорошенного снегом, а в воздухе кружились мелкие редкие снежинки. Пролезая в проделанную им дыру, Иванушка заметил, что стена была тонкая, чуть, может быть, толще обыкновенного оконного стекла. Оказавшись за стеной, он оглянулся, но сзади было все то же картофельное поле под тем же сереньким небом. Совершенно сбитый с толку, Иванушка вздохнул и побрел по полю куда глаза глядят. Он слышал пословицу, что жизнь прожить – не поле перейти, но этому полю, похоже, не было конца. Иванушка шел, не чувствуя усталости, а лишь скучая от невероятной унылости мутно-серого неба и ничем не нарушаемой ровной линии горизонта. Он шел, не зная, сколько времени прошло с того момента, когда он ступил на это поле, час, день, или два, или еще больше, шел, потому что ему сказано было идти, ну вот он и шел.

32.