Сказки Румынии

Так крикнул Петру, и тотчас окутал его туман – густой, глухой. Слова в тумане запутались, завязли. Смотрит Петру – собственных рук разглядеть не может. Говорить пытается – гóлоса не слышит. Целый день и целую ночь мечом размахивал вслепую, не видя, куда бьёт, не понимая, кого сразить пытается. Но вот начал туман рассеиваться, и к середине второго дня вовсе растаял. Солнце ярко в небесах засияло, и почудилось Петру, будто он заново родился.

А как же вылва? Она-то куда делась? Исчезла!

– Переведи-ка дух, – советует гнедой конь. – Битва, хозяин, ещё только началась!

– Что же было целых два дня? – спрашивает Петру.

– Вылва туманом обернулась, запутала тебя, заморочила. Вот она идёт! Слышишь? Готовься к бою!

А Петру ещё и отдышаться не успел. Смотрит – приближается что-то сбоку, что – непонятно. Река не река; ведь не по земле бежит, а сама, как вздумается, извивается, да следов не оставляет.

Тут-то Петру по-настоящему испугался.

– Горе мне! – шепчет. – Горе мне!

– На месте не застывай, шевелись! – советует гнедой.

Только сказал – поглотила его небывалая река.

И закипела битва! День и ночь сражается Петру – и даже не понимает, кто его враг. Вот на рассвете второго дня чувствует Петру: ноги ослабели, так и подкашиваются.

«Теперь конец мне пришёл», – думает Петру – да не отчаивается, не сдаётся, меч не бросает. Наоборот – яростнее бьётся.

И выглянуло солнце, и вода исчезла, а куда делась – не разберёшь.

– Передохни, хозяин, – советует гнедой. – Времени у тебя в обрез – вот-вот вылва вернётся.

Ничего не ответил Петру, а про себя подумал: «Как же мне битву продолжать – сил вовсе не осталось!»

Но плотнее уселся Петру в седле, крепче стиснул рукоять меча. Сидит, ждёт.

И вот надвинулось на него что-то неведомое. Может, в страшном сне кто и видал такое существо – а человеческим языком его не описать. Чего нет у него, то есть, а что есть – того-то как раз и нету! На лапах по небу летит, на крыльях по земле идёт, голова на заду, хвост на плечах, глаза на шее, шея на темени, – такой она королевичу Петру показалась, ну а я-то с его слов говорю.

На миг опутала Петру паутина ужаса, но встряхнулся он, сбросил паутину, взмахнул мечом. Так биться стал, как никогда ещё не бился.

На исходе дня силы оставили Петру, когда же тьма ночная опустилась, едва-едва королевич веки размыкал. К полуночи понял он, что не в седле сидит, а пеший стоит, и когда утро забрезжило, Петру был уже на коленях.

– Держись, хозяин, битва-то к концу подходит, – шепнул гнедой, и Петру утёр со лба пот боевой рукавицей. Последнее усилие сделал – с колен поднялся.

– Бей вылву по морде уздечкой, – снова шепчет конь.

Размахнулся королевич, сделал, как было сказано.

Заржала вылва по-лошадиному, да так громко, что Петру решил: оглохнет он теперь на всю жизнь. А вылва, даром что была битвой утомлена, ринулась на королевича. Тут-то он изловчился, набросил уздечку на вылвину морду. Солнце над горизонтом показалось – а у Петру-королевича три коня в поводу, один – под седлом.

– Да пошлёт тебе судьба в жёны самую прекрасную девушку, какая только есть на свете, – молвил третий конь. – Избавил ты меня от заклятия – позволь же с тобой остаться.

Поехали они прочь из золотого леса и к ночи достигли края. Вспомнил Петру о венках, позвенел ими, промолвил раздумчиво:

– На что мне целых три венка? Тяжело они достались, да сохраню я только последний, золотой, самый красивый.

И отшвырнул медный венок, а за ним и серебряный.

– Что ты делаешь, хозяин! – заржал гнедой конь. – Зачем венки выбрасываешь? Пригодятся они тебе. Подними скорее!

Пришлось Петру спешиваться да наклоняться, подбирать медный венок и серебряный.

Вечер наступил, солнце закатилось, мошкара стала лютовать – гнедой вынес Петру к широкой равнине.

Вынес – и застыл на месте.

– Почему стоишь, гнедой? Почему вперёд не скачешь? – спрашивает Петру.

– Чует моё сердце – беда с нами случится, – отвечает конь.

– Что за беда и как её избегнуть?

– Лежит перед нами страна богини Середы, которая быстрой ртутью повелевает. Холод здесь такой, какой тебе и не приснится! Вдоль дороги костры разложены, и боюсь я, что ты, хозяин, соблазнишься их теплом.

– Почему же нельзя мне погреться?

– Потому что накличешь ты этим несчастье, – с грустью отвечал конь.

– Вперёд меня неси, гнедой! – воскликнул Петру. – Раз должен я холод терпеть – значит, стерплю!

Вот вступили они во владения богини Середы. С каждым шагом всё холоднее делалось, и продрог Петру до самых костей. Но теперь уж был он не юношей неопытным, а витязем, закалённым в боях, сносил холод стоически. Вдоль дороги костры пылали жарко, грелись возле них люди, звали Петру – да он только головой качал. Дыхание на его устах замерзало, еле-еле пальцы шевелились, уздечку удерживая, но ни разу не попытался королевич свернуть к костру.

Сколько он с лютым холодом сражался, сказать не могу. Только всякий знает: обширны владения богини Середы, за день их не проехать. Дыбились вокруг путников ледяные скалы, выбивали зубы барабанную дробь, а ресницы от густого инея склеивались. Так и ехал Петру по холодной равнине.