Я смотрела и смотрела, глаз не могла отвести, но только чуть в сторону ступила, ветка хрустнула под ногой, и она тотчас обернулась, и весь сложный серебряный убор осыпался с неё на землю. Осталась она в сером саване, древнем, как и она сама, волосы совсем белые у неё стали, как нечёсаная кудель ей на спину легли. А вот руки не изменились – так чёрными и остались. Она клюку свою подобрала и пошла прочь. Прямая, как лучина, высокая, и саван волочился за ней. Она весь снег с собой повела, ни следочка наутро не было. Белым-бело стало, чёрную землю до весны укрыло…
Она ушла в ночь, а старый король на крыльце лишь взглядом её проводил, но я тогда поняла, что и он уйдет, когда его час настанет».
– Вот он и настал, Марта,
Гвен сидел на краешке резного кресла, пламя очага разгорелось жарко, дом отогрелся и повеселел. Но дети его были грустны и озадачены. Марта молчала, не поднимая головы и смотрела мимо – поверх неубранного стола и пустой лавки, возле которой стоял меч, туда, где высокая дубовая дверь была плотно закрыта рукой короля.
Гвен поерзал на краю, не решаясь полностью занять место хозяина.
– Очень пить хочется…
Он заглянул в кувшин – ни капли. Да и кислый эль вряд ли мог утолить жажду, настигшую его утром после щедрой порции горячей и жирной еды, сдобренной перцем. Потянулся за кружкой и уронил ее. Марта встрепенулась, услышав, как глиняные черепки катятся по плитам, которыми был выложен круг у очага.
– Прости, – юноша шагнул к ней и опустился на колени, чтобы собрать осколки. – Воды нет…
Марта посмотрела в его запрокинутое лицо – свои жесткие волосы, отросшие за время странствий, он связывал в хвост, да только тесемка ослабла, и на голове после сна царил полнейший беспорядок. Она тронула рукой свою полураспущенную косу и улыбнулась.
– Пойдём сходим за водой.
– До ручья, что внизу?
– Нет. К источнику.
Юноша подобрал коричневый осколок и покрепче сжал его.
– Был я уже там…
– Ну раз дорога тебе знакома, быстро дойдём.
«Этот источник бил здесь испокон веков. Но то, что его воды подобны горному хрусталю, стало известно случайно. Однажды путник, шедший через перевал, заметил, как сверкают ледяные капли на солнце, и отколол себе кусочек на память. Он нёс его в руках и любовался им. А лёд всё не таял в его пальцах и даже не обжигал их холодом. Путник был добр и бесхитростен, сердце его не знало жажды обладания. Он завернул осколок льда в тряпицу и положил в карман. В одной из таверн по пути его угостили чересчур крепким элем, и он, захмелев, разболтал о своей находке. Показал и чудесный камень, но сумел удержать в руках. А наутро, проснувшись в конюшне, куда его выставили ночевать, мучаясь жаждой, он с тоской взглянул на сияющий камень в своих ладонях и шепнул: «Лучше бы ты был обычным льдом, я б хоть напился». И бросил его в котелок, что всегда носил с собой. А когда собрал вещи, увидел в нём воду, то так обрадовался, что тотчас выпил её. И тихонько ушёл из таверны. Но слухи о чудесном источнике разошлись быстро, наполнили дальние и ближние земли. И потянулись охотники за добычей через перевал. Они били кирками и топорами сверкающий лёд, но не могли отколоть ни кусочка, слишком жадными были их сердца. В ярости они принимались крушить скалы вокруг, осыпавшиеся камни постепенно перекрыли ход воде, и от некогда могучего ручья осталась лишь тонкая струйка. Старый король, негодуя на бесчинства охотников, нарушивших его покой, заложил проход в Тихий лаз, и больше никто не мог пройти в эти земли через перевал с востока. А местные, живущие в долине, скоро забыли и об источнике, и о перевале.
Говорят, что те, чье сердце чисто, а ум не ведает лукавства, всё же находят этот ручеёк и уносят кусочки сверкающего льда, любуются им и берегут, но если выпустят из рук – продадут или запрут в шкатулке, как он превращается в воду. Лишь одна заморская царевна смогла сохранить его, получив из рук возлюбленного, она сама оплела его посеребренной лозой и носила кулон у самого сердца».
Марта сидела на склоне, на оттаявшем валуне. Слова ее переплетались с тихим журчанием воды, и казалось, что сам ручеек нашептал путникам эту историю.
– Странный это источник, – вздохнул Гвен. – Я ведь и в самом деле думал, что нашёл сокровище.
– Ты и нашёл его.
– Но оно растаяло! Ночью я выпил воду из кружки, вот и всё чудеса… Какое ж это счастье – носить в кармане кусок льда, любоваться им и думать, что это небывалая драгоценность, а потом, забывшись, положить в кружку и выпить воду!
Марта рассмеялась:
– Ты просто еще не знаешь своего счастья, Гвен Тилори! Вкусная была вода-то?
– Очень! Я так пить хотел… И я, пожалуй, был счастлив, когда напился, и когда шёл домой, сжимая камень в кулаке… Да, был. Но вот после – осталась лишь досада! Какое-то быстрое это счастье, Марта.
– А, может, счастье всегда такое? – девушка улыбнулась, склонилась к нему и поцеловала в щёку. – Счастье – очень быстрое, Гвен! Но как оно греет, если не досадовать на его быстроту! – крикнула она, быстро поднявшись, и побежала по склону, размахивая пустой корзинкой.