Закончив работу, они наскоро перекусили сыром и лепёшками и отправились в путь. Полный короб веток оттягивал плечи, но лёгкая девичья ладонь в ладони грела не хуже пряного грога.
Дома их ждал старый король, погрузившийся в своё молчание и так пристально всматривающийся в огонь, словно хотел слиться с ним. Гвен и Марта, разомкнувшие ладони только на пороге, замерли, не желая тревожить сосредоточенное бдение дома и его хозяина.
Привратник упёрся локтями в колени, а подбородком в сплетённые пальцы и всё смотрел на пляшущие языки пламени.
– Пойдём, – Марта тихонько тронула юношу за рукав.
– Куда?! – Гвен порядком замёрз за долгий путь через холмы и тоже хотел сесть поближе к очагу, вытянуть застывшие ноги.
– В тронный зал, – так же шепотом продолжила Марта и настойчиво потянула его за рукав. – Идём же! Там тоже есть камин, возьмём хворост и разожжём.
С недавних пор Гвен избегал старого замка с его гулким шёпотом коридоров под ветхими сводами, но Марта была настойчива, и он вошёл в тронный зал, загнав неприятный холодок невыполненного поручения поглубже. Торопясь, навалил гору хвороста и поджег её, высекая яркие искры огнивом. Присмотревшись к почерневшим камням, Гвен понял, что огонь здесь разжигали часто и не так уж давно.
– Да, порой мы приходили сюда, чаще всего весной, когда солнце пятнает пол и золотит стены. Сидели у огня, он рассказывал мне истории, а я никогда не угадывала – где сон, где явь…
Марта пододвинула резную скамеечку, бросила на нее невесть откуда взявшуюся холстину и уселась, чуть приподняв юбки.
– Что ж, давай займёмся венками.
От очага так и полыхало жаром, щёки горели и лоб мгновенно покрывался капельками пота, стоило приблизиться, чтобы поворошить ветки или добавить новые. Но со спины тянуло холодом каменных стен, и они не выходили из тёплого полукруга, подаренного им огнём.
Гвен отыскал еще одну скамью и думал помочь Марте с венками из остролиста и еловых веток, но у него ничего не вышло – хвоя осыпалась и нещадно колола пальцы, он поглядывал на девушку, но она словно не замечала ни его взгляда, ни острых шипов. Её руки свивали гибкие, оттаявшие в тепле ветки, перехватывали их припасёнными тесемками, и скоро венок, щедро усыпанный красными ягодами, был готов. Только тогда она подняла голову и встретилась с ним глазами. Смутившись, перевела взгляд и едва сдержала улыбку, увидев ломаное крошево из ветвей и листьев у него на коленях.
– О, прости! Я забыла, что ты не умеешь плести, не показала, как надо.
– Ничего, одного венка вполне достаточно, – буркнул Гвен, облизывая уколотый палец. – Неужели тебе ни капли не больно! – не удержался он.
– Больно, конечно, – она осторожно положила венок подальше от очага и протянула ему свои исколотые и поцарапанные ладони. – Жаль, мы мало можжевельника нашли, тогда можно было бы обойтись без еловых веток. Но я привыкла, намажу мазью и за ночь заживет. Я же швея, Гвен, уколы игл мне привычны, я их не боюсь.
Гвен завороженно переводил взгляд с ее раскрасневшегося улыбающегося личика на ладони – белые и узкие. Действительно, они мало похожи на руки кухарок и служанок, на которых отметины от ножа, кипятка и ручки раскалённой сковороды так часты.
– Я не знал… Думал, ты в услужении у какого-нибудь мельника или торговца в долине живешь…
– Нет. Как я подросла, он отдал меня в ученицы к одной вдове – кружевнице и швее. Она меня выучила всему. Сейчас я шью приданое дочкам богача, который нажил денег будучи мельником, в этом ты не ошибся. Живу я у них в доме, в долине, но раз в месяц прихожу в замок.
– Тебя не было дольше.
– Да. Хозяин уезжал в город, а я ждала, когда он купит тесьму и пуговицы – торопилась закончить работу… Да только всё переделывать пришлось – хозяйке цвет не понравился.
– Пойдём украсим дом, ты славно потрудилась сегодня, – тихо сказал Гвен, собирая ветки с колен и отправляя их в огонь.
– Да, пора идти. Зажжем свечи. Достанем пироги из кладовки. Сварим грог. Смехом и огнём погоним тьму! – она вскочила на ноги и закружилась. Каштановые локоны плясали вокруг лица, блёклое домотканое платье казалось ярче в свете очага, но вот она вырвалась за пределы его тёплого полукруга. Высокие своды возвращали эхом её шаги, совы ухали, вспархивая, мерзлая пыль тянулась за ее башмаками, нехотя взлетая. Внезапно танец её оборвался падением куска подгнившей балки. Марта замерла, прикрывая голову руками. Птицы метнулись к окнам, внося еще больше шума, пыли и перьев в потревоженную тишину. Гвен испуганно рванулся было следом, но вот она уже, смеясь, бежит обратно, стряхивая сор и паутину с рукавов платья.