Они дошли скоро – к полудню. Ни разу не присели, только пили на ходу разбавленный и сдобренный пряностями эль. Едва вошли в густой подлесок, и ветки кустов начали цеплять подол и рукава, как Марта остановилась, ослабила завязки капора и откинула его на спину, смахнула влажные кудри со лба и, вздохнув всей грудью, проговорила:
– Это мой лес. Я потерялась здесь почти десять лет тому назад, в лютую зиму, когда волки спустились с гор. Я так долго блуждала по лесу, что руки и ноги мои застыли, и я перестала их чувствовать, а снег всё сыпал и сыпал, я забилась между корней, но и там не могла укрыться – ветер выл, снежинки кружили стаей вокруг меня… А потом… К вою ветра присоединился волчий вой. Я затихла, не могла даже плакать от холода и страха, сковавших моё сердце и душу. Ветер разогнал облака, и выглянула луна, озарив лес, наполнив его длинными чёрными тенями. Волки приближались, их вой раздавался совсем рядом, они искали меня. Но он их опередил. Он тоже искал меня. Говорил, что услышал мой плач в ночи – даже сквозь вьюжную песнь – и пришёл ко мне первым. Он смёл снег с моей головы и плеч, подхватил на руки, но тут подоспели волки – они выскакивали из сугробов и меж деревьев, их глаза горели голодным зелёным огнём. Жестокая стужа согнала их с гор, кусала за лапы, заставляла искать добычу – любую, что овцу, что человеческое дитя. Они ничего не боялись. Но его меч кусал сильнее мороза, терзал больнее голода. Они визжали, катились кубарем, убегали, поджимая хвосты, увязая в снегу…
Больше я ничего не помню из той ночи. Так я появилась в жизни старого короля, а он – в моей. Он рассказал мне, как нёс меня на руках, убрав меч за спину, я спала, а он шагал, не смотря на дорогу, а лишь на моё лицо… Всю зиму он лечил мои обмороженные руки и ноги. А весной спустился в долину, спрашивал деревенских, чей ребенок потерялся зимой в лесу, но никто не признал меня. А я не помнила дома, из которого ушла в зимнюю ночь…
Пока она говорила, Гвен подошёл так близко, как мог, чтобы не потревожить, и стоял за её спиной, недвижный, впитывая каждое слово.
– Завтра такая же зимняя ночь – самая долгая ночь в году. Йоль. Я всегда прихожу накануне, приношу угощение и иду в лес за омелой и остролистом. О, я приходила сюда много раз, сначала вдвоём с ним, потом одна – когда он научил меня прогонять страх. Я больше не боюсь потеряться в лесу.
– Что же помогло тебе? – тихо воскликнул он.
Марта вздрогнула от тёплого дыхания, щекотнувшего ухо, и обернулась.
– Свет. Лес днём совсем другой, ты можешь изучить его, узнать дорожки и ложбинки, подружиться с деревьями, но я говорю о другом…
– Разве этот свет поможет тебе в тёмную ночь? Тогда он бессилен!
– Нет! – девушка тряхнула головой, и глаза её сердито сверкнули. – Ты, верно, ничего не знаешь об этом свете… Вот послушай. Однажды старый король рассказал мне, что в самую долгую ночь в мир родился свет. Крохотный, словно младенец в подоле у матери, он рос с каждым закатом, наполнялся силой с рассветом. Но это был не просто тот свет, который дарит нам солнце. Это был свет надежды. И он готов светить каждому, кто поверит в него, поверит в его победу. Тогда искра загорится в сердце узревшего, и свет будет всегда сиять ему – всегда, даже когда горе и тьма обступят со всех сторон.
– Что это за дивный свет?
– Так светит нам любовь. Готовность прийти на выручку, протянуть руку, пожертвовать. Если ты веришь в это, если ты готов так поступать даже в самые тёмные времена, то всегда найдётся и тот, кто поступит так ради тебя.
– Нет, Марта, – Гвен покачал головой и спрятал лицо в ладони, вспоминая визг городской подворотни, в которую он угодил однажды. – Старик ошибся. Не осталось почти никого, кто верит в этот… свет.
– Я верю, – сказала она тихонько и сердито. – Этот старик, как ты говоришь, спас меня, вынес из зимнего леса. Была тьма, мои крики тонули в чаще, а когда я всё же услышала ответ, то онемела от ужаса и больше не смела открыть рот – ведь то был волчий вой! Но меня услышали не только волки! Старый Сердцевич-король разыскал меня и отогнал стаю. Неужели ты не понял этого, когда я рассказала в первый раз?!
– Прости, Марта, – юноша взял ее сжатые в кулаки руки в свои. – Но просто… бывает так, что рядом не найдётся того, кто мог бы услышать и помочь. Бывает так, что, – он тяжело сглотнул, – что даже тот, кто слышит, пройдёт мимо…
– Пусть так, – прошептала она в ответ. – Но если совсем затворить своё сердце, разве… так будет проще? Даже если верить будем только я и ты, свет всё равно будет сиять! И придёт час, когда его увидят другие. И поверят, услышат, не пройдут мимо.
– Я прошёл мимо, Марта. Был час, когда я прошёл мимо.
– И пройдёшь снова? – она еще сильнее сжала кулаки, но рук не вырвала.
– Не знаю… Надеюсь, что нет. Ты совсем замёрзла, – он подул на её сжатые пальцы, которые она по пути прятала в рукава. – Давай срежем нужные ветки и пойдём домой.
– Давай, – она вдруг наклонила голову и быстро коснулась губами его пальцев поверх своих. – Ты тоже замёрз.