Сказки Старой Эль

Гвен, не торопясь, встал, воды они набрали немного – всего кувшин – видно, придётся ему еще идти и к нижнему ручью. Щека еще хранила мимолетное прикосновение теплых губ.

– Счастье – оно еще и сладкое, Марта, и горячее – как уголёк, живое – словно птица бьётся в груди. Счастье – это ты. А не ледяная вода, сверкающая ярче хрусталя.

Эпилог

В феврале метели застелили дорогу к замку белой скатертью с бесчисленными складками и сугробами. Но Марта все равно пришла. Ее всю запорошило, брови и ресницы еще серебрились, а по щекам уже текли капли растаявшего снега. Гвен ходил встречать ее, ему тоже досталось от колких снежных залпов зимы. Они, смеясь, стряхивали одежду у порога, топали ногами и спешили зайти домой – к теплу бережно растопленного очага.

После того, как весь чай был выпит, лепешки съедены, а перемазанные мёдом пальцы – тщательно облизаны, Марта тихонько спросила:

– Ты закончил?

Гвен кивнул.

Было слышно только, как трещат поленья в очаге да свистит ветер в трубе, упорно пытаясь пробраться внутрь.

Он сел в кресло с высокой резной спинкой, тяжелая книга в кожаном переплете легла ему на колени, чуть склонив голову, так, что концы отросших волос скользнули по плечам, он начал:

«Такое может случиться только зимой, только в феврале – самом глубоком и зимнем, только в сказке. Вот такое и случилось – не с тобой и не со мною. В сказке».

Марта слушала, устроившись на скамеечке у его ног. Голос Гвена набирал силу, перекрывая сиплые завывания ветра, она слушала и шагала следом за юным королём в чащу леса, по каменным ступеням королевиного замка, по мёрзлой здешней земле, до самого порога… А после – к источнику и в Тихий лаз, и в иную чащу – зимнюю, скованную стужей и страхом, к девочке, зовущей в ночи. Гвен сплёл их истории воедино. Сделал то, чего старый король не мог – увидел не только то, что было, но и то, что стало.

И последние его слова были о том, как светлый меч лег в черноту каменной ниши, найденной за постаментом в тронном зале, чтобы спать до конца веков и быть погребенным под ветхими стенами или воссиять вновь в руке героя, добывшего его…

Так завершилась история старого короля и его замка.

– Расскажи ее, – прошептала Марта. – Иди и расскажи. Пусть тебе не поверят, но он будет жить – в словах, что перескажут друг другу, коротая зимний вечер или занимая детей в жаркий полдень у пруда, или у пастушьего костра, или в душном мареве таверны. Иди, Гвен, и ты найдешь новые нити, которые можно сплести, узнаешь то, чего не знал прежде!.. Ты ведь пришел сюда, увидев лишь одну строчку под старой гравюрой, а по пути узнал куда больше.

– Я помню об этом, Марта. Но… как же ты?

– Я буду следить за домом и ждать тебя – ты придёшь и сложишь новые истории. А я сошью новые платья дочкам торговца. И, быть может, себе, – она лукаво улыбнулась, – если ты принесешь мне отрез ткани – небесно-голубой, бегущей сквозь пальцы, как вода, тонкой, как дуновение ветерка.

– Что ж!.. Я принесу тебе эту ткань. Я видел в городах, как торговцы из далёких стран расхваливают ее местным красавицам – она струилась у них между пальцев и переливалась на свету. И они просили за нее только золотые монеты.

Марта ахнула, прижав ладонь ко рту, но Гвен быстро накрыл ее пальцы своими.

– Поверь, я найду ее и куплю, чего бы мне это не стоило! Но тогда и ты должна быть готова исполнить мою просьбу, когда я вернусь.

– Хорошо, – девушка кивнула, не отнимая руки.

Ровно год и ещё дюжину дней ждала Марта.

Он вернулся, когда на лугах звенели ручьи и уже вовсю желтели первоцветы на еще бурых холмах. В котомке он нёс отрез голубого шёлка – яркого, как весеннее небо, тонкого, как крылышко стрекозы, бегущего сквозь пальцы, как вода…

Башмаки его стоптались до дыр, рукава рубахи и штаны пестрели заплатами. Волосы тёмной косицей сбегали на левое плечо, а правое оттягивала котомка с заветным свёртком и прочим нехитрым скарбом.

Он незамеченным миновал долину с рассыпавшимися по ней посёлками, дорогу спрашивать не было нужды.

Замок встретил его тишиной. А вот в сторожке поселились жильцы – невесть откуда прилетела ласточка и слепила гнездо под карнизом. Видно, ручей в низине так разлился, что намыл глину по берегам.

Гвен спустил котомку на землю и сел на осыпавшуюся кладку ворот – там, где обычно сидел старый король, встречая его. Целый год он странствовал, довелось ему плавать и в тот край, где солнце встаёт. Он две луны рассказывал сказки смуглолицему императору, чьи пальцы были унизаны золотыми кольцами, а глаза постоянно слипались от скуки. К концу же срока смуглый правитель смеялся, а колец на его руках стало вдвое меньше. Гвен выменял их на отрез небесно-голубой ткани, нитки и иголки – тоньше конского волоса! – и меру местного зерна, чтобы дождаться корабля, плывущего обратно.