Читаем Скелет дракона полностью

Мастерская Верроккьо. Беспорядок тот же. Сверху спускается огромный медный шар. Он закрывает собой рисунок круга на стене, сделанный Верроккьо в первой картине. Его тянут на тросах, перекинутых через блок, полуголые Верроккьо с подмастерьями. Они потные, в фартуках. Фартук на Верроккьо и впрямь куда более органично смотрится, чем камзол. Шар раскачивается, поблескивая медью, и медленно опускается на приготовленную для него чугунную подставку. Слышны крики подмастерьев и Верроккьо: «Держи! Опускай потихоньку! Давай! Не раскачивай! Придержи!» Пьеро, выйдя из оцепенения, поспешно прячет за спину деревянный щит, наблюдает за происходящим с явным восхищением. Наконец шар водружён на подставку. Он заполняет собой всю сцену. Теперь его придётся все время обходить: он всем будет мешать.

Верроккьо. Как влитой! (Замечает Пьеро) А! Сер Пьеро! Пришли приложить стенку к договору? Или наоборот?

Смеётся. Подмастерье с ним.

Пьеро. Нет. Я по другому делу…

Верроккьо. Вы на нас не обижайтесь, сер Пьеро… Мы, художники, народ невоспитанный, грубый… И если я вас давеча чем обидел, не держите зла… Просто все эти попы с меценатами… Нет, меценаты дело нужное… Да и попы тоже… Всё ж таки – главные заказчики… А для художника – заказ поважнее вдохновения…

Пьеро (задумчиво). Правда?..

Верроккьо. Ну, да… Вот, посмотрите хотя бы на это… (широкий жест на шар). Ну, где тут искать вдохновения? Шар и шар…

Пьеро. Мастер Андреа, а действительно… Почему вам заказывают такие простые вещи? Неужели некому…

Верроккьо. Некому. Во-первых, идеальный большой шар отлить – тоже искусство. А во-вторых, тут главное не сам шар, а доставка его на вершину собора… Тут знаешь каким инженером быть надо? Это тебе не картинки рисовать. А кто может быть инженером, как не истинный художник? Господь, творец наш и вседержитель, прежде всего, был инженером. Иначе как бы работала вся эта сложная система водоснабжения и воздухоочистки? Я имею в виду мироздание. Да и сам человек – инженерное чудо, наделённое душой и разумом…

Пьеро. Что тоже чудо.

Верроккьо. Что? Ну, да. И то, неизвестно ещё, может разум тоже на шестерёнках работает… Да и дух…

Пьеро. Наш епископ сказал бы сейчас, что вы богохульствуете.

Верроккьо. Сказал бы… По долгу службы. Как все проповеди, которые он произносит. Стоит на амвоне, пиздит и сам скучает. А вот песенки в кабаках он горланит с душой. Поверьте, я слышал. А иногда и подпевал. Простите меня, сер Пьеро, я не даю вам рта раскрыть. Всегда радуюсь, когда работа удаётся. Ну? С чем вы пришли?

Пьеро мнётся в нерешительности.

Пьеро. Да так… Уточнить кое-какие детали. (Находится) Определиться по срокам. Но я вижу, что вы вот-вот закончите… Сколько вам осталось?

Верроккьо обнимает Пьеро за плечи и уводит за шар. Подмастерья скрываются туда же.

Верроккьо. Позолотить, да поднять на купол. Тут ведь, сер Пьеро, как?… Сперва покроем сверху, подождём, когда высохнет… Повернём, напылим на донышко, подождём… а там!..

Сцена пуста. Если не считать огромного медного шара.

Картина 4. 

Луг, залитый солнцем. Прямо на земле сидит четырнадцатилетний долговязый мальчик. Он сидит под шаром с картоном в руках, рисует, поглядывая вдаль. Входит сер Пьеро, неуклюже обходя шар, бьётся об него лбом, неестественно прогибаясь, чтобы его обойти. В руках у Пьеро все тот же щит. Он видит сына, останавливается. Несколько секунд наблюдает за ним. Потом покашливает. Мальчик не отзывается.

Пьеро(нерешительно). Сынок! Здравствуй…

Мальчик как будто не слышит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза