Скелеты в шкафу никогда не врут (СИ)

Заразившись, пережить Синюю чуму было невозможно — летальность была абсолютной. По этой же причине приобретённый иммунитет к ней на весь Оренград был лишь у одного человека, который просто провёл с ней слишком много времени, исследуя и изучая творение своего злого гения.

Они встретились посреди улицы и долгое время тупо смотрели один на другого. Не было произнесено ни одного слова, не сделано ни единого жеста, но тем не менее они поняли друг друга. И поэтому дальше шли уже вместе, продираясь через улицы умирающего города.

На выходе их ждало не спасение, а ещё одно испытание. На этот раз холодом, голодом и жаждой. Их и немногих других «везунчиков» Охотники загнали в дырявый хлев, как скот, и держали там, изредка давая тухлую воду и гнилой хлеб. Так прошло целых две недели. Две невероятно долгих недели. Потом стало ясно, что среди них нет ни больных, ни разносчиков заразы, и их просто выкинули на улицу.

Некоторых забрали шныряющие вокруг маги. Охотники не одобряли подобное, но и вмешиваться не спешили. Судьба этих несчастных была наихудшей — пережив ужасы и лишения, сгнить на лабораторном столе в роли подопытных.

Локто Хорену и его безымянному спутнику повезло. Прежде чем их заметили маги, они сумели прибиться к группе паломников-триединников. Некоторое время путешествовали вместе, а затем разделились. Триединники двинулись дальше в поисках своих божеств, тогда как Локто и второй нашли караван беженцев, следующих на север к речке Власва и одноимённому городу.

Других горожан, кроме них двоих, в караване были считанные единицы. Он состоял почти целиком из людей, которые с удивлением обнаружили, сколь большую роль в их жизни играл Оренгард, хотя некоторые в нём ни разу в жизни даже не бывали. Те, кто жил за счёт земли и скотоводства, ещё надеялись как-то протянуть, пережить трудное время, пересидеть на запасах. Но вот кожевенники, рудокопы, лесорубы и многие другие — все они ринулись прочь, не питая иллюзий насчет своей судьбы.

На городских косились и плевались, но не прогнали. Общая беда оказалась сильнее страха и предрассудков. Помогла этому и харизма Локто, и умение врачевать его спутника, который упрямо не желал называть своего имени.

Впервые Рентаном он назвался уже в воротах Власвы. Спустя примерно полгода после гибели Оренгарда. Караван, уменьшившийся за это время на две трети, застрял подле города — его не желали пускать внутрь, и даже остаться в окрестностях не разрешили. Лишь человека, чей дар к излечению болезней опережал любые повозки, решились пустить, и то на своеобразные «смотрины». Он должен был спасти всех этих людей, которые наперекор погоде, зверью, болезням и разбойникам добрались до города, а потому пришлось играть по правилам.

— Имя? — хмуро спросил стражник-сотник, старательно выводя символы в учётной книге.

— Рентан, — коротко и без всякого желания буркнул лекарь.

— Что это значит? — растерянно уточнил сотник.

— Имя.

Последовал скрип пера и новый вопрос:

— Фамилия есть?

— Нет.

Никакого удивления, только быстрое движение пером — прочерк.

— Откуда?

— Ниоткуда. Этого места больше нет.

Стражник недобро осклабился, но, глянув на человека перед собой, подавился усмешкой. Даже сняв с пояса хлыст, которым он обычно гонял особо настырных попрошаек, он не смог бы причинить человеку перед собой большую боль, чем тот и так испытывал.

Так и повелось по первости: Рентан Ниоткуда. С годами вторая часть где-то подзабылась, многие вообще были не в курсе, что знаменитый лекарь родился не во Власве или окрестностях, а остальные старались это не вспоминать уже из уважения.

А вот он сам этого не забыл. И даже двадцать лет спустя, путешествуя в стогу сена, уставший, разбитый, Рентан, пребывая в полудрёме, вновь и вновь возвращался в те далёкие дни, снова их переживая. Вновь ощущая запах умирающего Оренгарда.

Скелет в шкафу

Вернувшись во Власву, Рентан быстро забрёл в общежитие, где сменил одежду, не столько потому, что та запачкалась, сколько из-за ощущения какой-то налипшей на неё невидимой мерзости. Избавиться от мыслей и видений ужасов, случившихся ночью, это не сильно помогло, но хоть что-то. После чего настала пора отправиться в лечебницу. Разумеется, о времени на отдохнуть, собраться с мыслями и тому подобное речи даже не шло.

Лечебница мученика Эвана встречала Рентана вполне привычным образом — претензиями и придирками. Похоже, единственный человек, который здесь испытывал к нему хоть какую-то жалость, оказалась бабушка-вахтёр, подметавшая крыльцо.

— Шёл бы отсюда, милок. Взбучка тебя ждёт.

— Так будет только хуже, — давя из себя вежливую улыбку, ответил лекарь.

— Она злая сегодня. Очень.

Кто такая «она» уточнять не потребовалось.

— А вот и наша звезда, любимчик барона! — с порога поприветствовала Рентана Миловида, которая в компании нескольких учеников собиралась на обход. — Думает, что ему теперь всё можно, и поэтому опять опаздывает.