– Красота, да и только! – согласилась я. – Ну и как, помогло?
Фрэнк пожал плечами:
– Перепугались здорово, сидят как на иголках. Но пока держатся – видно, не пришло время. Нам бы еще час-другой, однако Дэниэл уже беспокоится – он, конечно, сама вежливость, но спрашивает, скоро ли это кончится. Хочешь побыть с остальными без него – забирай их сейчас.
– Спасибо тебе, Фрэнк, – искренне поблагодарила я. – Спасибо.
– Постараюсь его задержать подольше, но уж как получится. – Сняв с крючка на двери мою куртку, Фрэнк помог мне одеться. – Я с тобой играю честно, Кэсси. Посмотрим, будешь ли ты играть по правилам.
Ребята ждали меня внизу, в холле, – лица землистые, глаза опухшие. Раф сидел у окна и болтал ногой; Джастин приютился в кресле, как большой грустный аист; лишь Эбби, сидевшая прямо, сложив руки на коленях, казалась более-менее собранной.
– Спасибо, что пришли, – весело поблагодарил их Фрэнк. – Вы нам очень-очень помогли. Ваш друг Дэниэл еще со мной поработает, просил вас ехать домой, а он догонит.
Джастин подскочил, будто его разбудили.
– Но почему… – начал он, но Эбби перебила, схватив его за руку:
– Спасибо, следователь. Если что-то еще понадобится, звоните.
– Конечно. – Фрэнк подмигнул ей. Одной рукой он придерживал дверь, другую подавал нам по очереди, будто следя, чтобы никто из нас не задержался, не затеял спор. И каждому говорил: – До скорого.
– Зачем? – возмутился Джастин, едва за нами закрылась дверь. – Не хочу уезжать без Дэниэла.
– Помолчи, – Эбби сжала ему локоть, будто бы по-дружески, – не останавливайся. Не оглядывайся. Мэкки, наверное, за нами следит.
Мы сели в машину и долго ехали молча.
– Ну что, – Раф нарушил тишину – невыносимую, будто скрежет железа по стеклу, – о чем на этот раз говорили? – Он нерешительно оглянулся на меня.
– Не надо, – сказала с переднего сиденья Эбби.
– Зачем им Дэниэл? – не унимался Джастин. Машину он вел, как выжившая из ума старушенция: то летел на полной скорости (я молилась, чтобы мы не наткнулись на автоинспекцию), то вдруг начинал осторожничать и, судя по голосу, готов был расплакаться. – Что им надо? Его арестовали?
– Нет, – твердо отвечала Эбби. Ей неоткуда было знать, арестовали Дэниэла или нет, но Джастин слегка расслабился, успокоился. – Он не пропадет, не волнуйся.
– Он уж точно не пропадет, – сказал Раф, глядя в окно.
– Так он и ожидал, – сказала Эбби. – Не знал, к кому из нас прицепятся – к Джастину, или к Лекси, или к обоим, – но предполагал, что нас разделят.
– А при чем тут я? – Джастин готов был сорваться на крик.
– Ох, ради бога, Джастин, хватит ныть, мужик ты или не мужик? – огрызнулся Раф.
– Чуть помедленней, – велела Эбби, – а то нас остановят. Нас просто запугивают – вдруг мы что-то скрываем?
– Но с чего они взяли…
– Не надо в это углубляться. Ведь этого они и добиваются – чтобы мы гадали, что у них в голове, искали объяснения их поступкам и еще сильней боялись. Не подыгрывай им.
– Если эти гориллы нас перехитрят, – сказал Раф, – значит, мы заслуживаем тюрьмы. Клянусь, мы умнее этих…
– Хватит! – закричала я, стукнув кулаком по Эббиному сиденью. Джастин охнул и чуть не отправил нас в кювет, но мне было все равно. – Заткнись! Это не соревнование! Это моя жизнь, а не игра, мать вашу, ненавижу вас всех!
Тут я заплакала, да так, что сама испугалась. Я давным-давно не плакала – ни из-за Роба, ни из-за моей загубленной карьеры в Убийствах, ни из-за провала операции “Весталка”, – а тут разрыдалась. Заткнула рот рукавом и рыдала безутешно, оплакивая и Лекси во всех ее обличьях, и малыша, чье лицо никто никогда не увидит, и танец Эбби на посеребренной луной траве, и Дэниэла, который любовался ею с улыбкой, и волшебные руки Рафа на клавишах пианино, и Джастина, который целовал меня в лоб, и свою вину перед ними в прошлом и будущем, и миллион упущенных возможностей, а машина неслась на полной скорости навстречу неизбежному, неотвратимому.
Эбби полезла в бардачок, протянула мне упаковку салфеток. Окно с ее стороны было открыто, в него протяжно свистел ветер, и так спокойно было в машине, так уютно, что я дала себе волю и не унималась.
23
Когда Джастин подъехал к конюшне, я выскочила и бросилась к дому, только галька разлеталась из-под ног. Никто меня не окликнул. Я повернула ключ и, оставив дверь нараспашку, побежала наверх, к себе.
Казалось, спустя вечность в дом зашли ребята (скрип двери, нестройный хор голосов в прихожей), хотя на самом деле не прошло и минуты, я сверялась с часами. Я решила дать им минут десять. Меньше нельзя – не успеют обменяться впечатлениями (впервые за весь день) и сами себя довести до паники; больше тоже нельзя – Эбби успеет собраться с мыслями и призовет к порядку остальных.