– И она достает оттуда бумажку, – процедил Раф с сигаретой в зубах, – и спрашивает:
– О Стивенсоне, – подсказал Джастин тихо, с глубокой грустью. – Помнишь? О Джекиле и Хайде. Дэниэл еще пустился рассуждать, что-то про разум и инстинкты. Тебе хотелось подурачиться, Лекси, ты сказала: хватит с меня на сегодня филологии, да и оба, Джекил и Хайд, наверняка были бы плохи в постели, а Раф:
– И тут Эбби говорит:
– Это я помню, – отозвалась я. Подлокотники под моими руками будто раскалились. – А дальше – опять туман.
– На твое счастье, – сказал Раф, – мы тебе можем помочь. Мы-то всю жизнь будем это помнить, с точностью до секунды. Ты сказала:
– По-моему, – сказал вполголоса Джастин, – тогда-то мы и поняли, что все очень серьезно. Я хотел пошутить насчет любовного письма, подразнить тебя, Лекси, но ты была так… Ты кинулась на Дэниэла и давай записку у него вырывать. Он заслонился от тебя, невольно, но ты дралась всерьез, по руке его лупила, брыкалась, тянулась к записке. И все без единого звука. Вот, пожалуй, что меня больше всего испугало: тишина. Если бы вы кричали, ругались, я бы мог действовать, но было так тихо, лишь вода текла из крана…
– Эбби схватила тебя за руку, – сказал Раф, – но ты развернулась, выставила кулаки; ей-богу, думал, ты на нее набросишься. А мы с Джастином стоим как два идиота, не понимаем, что за хрень – только что обсуждали, хорош ли Джекил в постели, и вот… Ты отцепилась от Дэниэла, он схватил тебя сзади за руки, сунул мне записку и говорит:
– Вижу, плохо дело, – тихо сказал Джастин. – Ты мечешься, рвешься, а Дэниэл не отпускает. Это… Ты пыталась его укусить, за руку. Мне казалось, зря он так, записка ведь твоя – отдал бы, и дело с концом, но я туго соображал, слова сказать не мог.
Я не удивилась. Передо мной были не люди дела, они живут в мире слов и мыслей, а их выбросило в незнакомый мир, где ни того ни другого нет. Удивляло и настораживало вот что: насколько быстро и решительно перешел к делу Дэниэл.
– Ну и, – продолжал Раф, – я прочитал вслух:
– Богом клянусь, – шепнул Джастин в гнетущей тишине, – ты должна это помнить.
– Ошибок куча, – вставил Раф, не выпуская сигареты. – Вместо “пожалуйста” – “пжлст”, тьфу, как балбес четырнадцатилетний! Вот же олух! Думал, у тебя вкус есть, а ты грязные делишки проворачиваешь с таким, как он!
– Ты и правда могла? – спросила Эбби. Она смотрела на меня не отрываясь, пытливо, сложив руки на коленях. – Если бы не это, ты бы продала Неду свою долю?
Хоть я и поступила с ними изощренно жестоко, вот что меня хоть немного утешает: ведь я могла бы тогда сказать им правду. Могла бы описать в подробностях, как Лекси готовилась разрушить все то, во что они вложили душу, силы, вдохновение. Может быть, так им было бы легче, не знаю. Лишь в одном я уверена: в последний раз очутившись перед выбором и уже не в силах ни на что повлиять, я солгала из добрых побуждений.
– Нет, – ответила я. – Я только… Боже… Я только хотела убедиться, что у меня есть выбор. Я струсила, Эбби. Почувствовала, что я в ловушке, и запаниковала. Никуда я не собиралась. Просто должна была убедиться, что смогу уехать, если захочу.
– В ловушке, – повторил Джастин, и подбородок у него обиженно дернулся. – С нами.
А Эбби мне подмигнула в знак того, что поняла: ребенок.
– Ты бы осталась?
– Ей-богу, осталась бы, – ответила я; до сих пор не знаю и не узнаю уже никогда, правда это или ложь. – Конечно, осталась бы, Эбби. Честное слово.
Эбби надолго задумалась, потом чуть заметно кивнула.
– Я же говорил, – подхватил Раф, пуская дым в потолок. – Дэниэл, чтоб его! До прошлой недели он прямо с ума сходил, весь извелся. Я ему твердил, мол, говорил с тобой, никуда ты не собираешься, а он и слушать не хотел.
Эбби ничего на это не ответила, не шелохнулась, даже дышать как будто перестала.
– А теперь? – спросила она у меня. – Что теперь?
Голова неожиданно закружилась, и я потеряла нить разговора – думала, Эбби меня раскусила и все равно спрашивает, хочу ли я остаться.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот что она имеет в виду, – сказал Раф коротко, отрывисто и взвешенно. – Когда мы договорим, ты позвонишь Мэкки, О’Нилу или местным идиотам и сдашь нас? Заложишь? Настучишь? Не знаю, какое тут слово уместней.