Читаем Скитальцы. Пьесы 1918–1924 полностью

Скитальцы. Пьесы 1918–1924

Андрей Александрович Бабиков , Владимир Владимирович Набоков

Нет, не подыскивайте каких‐нибудь особенно глубоких27 причин для моего поступка. Я был одержим ревностью. Более того, в этом образе бешеной ревности как бы вырвалась28 наружу та безнадежная жалобная страсть, которую в продолжение восьми с лишним лет я глухо29 чувствовал к своей жене. Тут было все – и взрывчатая смесь ненависти и любви30, и жар31 уязвленного самолюбия – и, может быть, еще чувство – что вот все идет прахом – и <ч>ем скорее оно так пойдет, тем лучше. Когда на том же концерте после их совместной игры я подошел к фортепи<ано>, она слабо, жалобно, блаженно улыбалась, утирая пот с раскрасневшегося лица… Так и в моей страсти к ней было что‐то жалобное. Мне трудно это объяснить. Я понял это только потом. Как бы то ни было, эта ревность была так сильна, что я уж рассуждать не мог. Иного выхода для моей страсти не было. Страшно сказать, может быть, убийство, которое я совершил, было по‐своему самым естественным поступком во всей моей жизни32 – не только потому, что звериная жест<окость> естественна33, узаконена всею природой, а еще потому, что я впервые дал полную волю своей страсти34. Иного выхода моей страсти не было. Бог весть, в какие чудесные, прям<ые?> и нежные образы она могла бы вопл<отиться?>, если б с самого начала я иначе отнесся бы к жене.

Нет, не то… Я снова пытаюсь оправдать себя, как тогда себя оправдывал при помощи всяких теорий брака, когда однажды ночью в вагоне разговорился со своим случайным попутчиком35. Дело куда проще. Я убил человека. Я убил жену. И не тогда, пятого октя<бря>, в ярко освещенной гостиной – где каким‐то зловещим траурным блеском отливал рояль36, – нет, не тогда я убил мою жену, – а убивал ее – медленно, с самого начала, убивал ее тем, что лишал ее нежности, нежности, без которой женщина не может жить.