Читаем Склифосовский полностью

Появление антисептического метода опередило открытие возбудителей раневых инфекций. Лишь только в 1876 году открыли возбудителя сибирской язвы, в 1884-м — стафилококков, палочку столбняка — в 1885 году. Отчасти еще и поэтому новый антисептический метод долго пробивал себе дорогу к широкому применению и часто встречал серьезное сопротивление. Известный хирург Джеймс Янг Симпсон резко выступал против внедрения антисептического способа лечения ран, долго не признавал антисептику именитый Теодор Бильрот[74].

Россия, как уже говорилось, оказалась в авангарде. Практически параллельно с Джозефом Листером работал над учением о противогнилостном способе лечения ран гениальный Николай Пирогов. Одним из первых эту идею воспринял профессор Петр Пелехин. Результаты своих наблюдений он опубликовал в 1868 году в статье «Успех новых идей в хирургии при лечении ран, сложных переломов и гнойных накоплений». Под влиянием Пелехина антисептический способ ввел в госпитальной клинике Санкт-Петербургской медицинской академии его учитель профессор Александр Александрович Китер. В 1870-х годах русские врачи начали использовать антисептику повсеместно: в Москве — Костарев, в Казани — Левшин и Студенский, в Харькове — Грубе и наконец, в столице — наш герой совместно со своим коллегой Карлом Рейером.

Кажется, что где-то здесь должна быть фраза о триумфальном шествии антисептического метода. Однако на деле такой способ лечения ран оказался небезопасным и изначальную схему пришлось сильно корректировать. В первую очередь хирурги отказались от распыления паров карболовой кислоты в операционной. В эффективности этого метода сомневался и сам его автор, Джозеф Листер, а вот вред от него был не только бесспорным, но и обоюдным: и для пациента, и для врачей.

Профессор, врач-гинеколог Владимир Федорович Снегирев лично пережил все этапы развития антисептического метода. В своих воспоминаниях он ярко описывает рутинное применение антисептики в то время: «Не могу вспомнить без ужаса, как по часу, по два, по три брюшная полость оставалась открытой; больная, хирург и его ассистент находились под непрерывным спреем из 5 % раствора карболовой кислоты; в полости рта у окружающих появлялся сладковатый вкус от карболовой кислоты, сухость слизистой, а в урине больной и окружающих врачей открывалось обильное количество карболовой кислоты! Мы отравлялись и отравляли больных потому, что верили, что мы этим убиваем заразу в организме больной и в окружающей атмосфере. Да будет прощено нам это увлечение! Еще ужаснее стало, когда карболовую кислоту сменила сулема. Мы мыли руки и губки раствором ее 1,0: 500,0, а брюшную полость промывали иногда 1,0: 1000,0! Мы теряли зубы, а больная жизнь!»[75]

Действительно, обеззараживающие вещества, призванные уничтожать бактерии в ране, губили все вокруг. К тому же с задачей обеззараживания они тоже справлялись не до конца. Постепенно выяснилось, что даже растворы кислот в сильной концентрации не влияют на некоторые формы патогенных микробов и их споры. Однако они вызывают необратимое омертвение тканей, особенно нежной ткани, образующейся при заживлении. Сам Джозеф Листер в 1876 году вынужден был признать, что «антисептическое средство само по себе постольку является злом, поскольку оно оказывает непосредственное вредное влияние на пораженные ткани».

Со второй половины 1870-х годов вопрос об отравлении антисептическими веществами приобрел особую актуальность, о нем писали в разных медицинских изданиях. В итоге за 15 лет активного использования антисептический метод обнаружил серьезные недостатки и перестал существовать, как панацея. На смену ему пришел асептический метод, возникший поначалу в качестве альтернативы. Стремление уничтожить бактерии при помощи антисептиков не оправдало себя из-за опасности отравления. Но микробиология тоже развивалась. И стало понятно, что болезнетворные микроорганизмы можно уничтожать более безопасно — с помощью высоких температур, то есть сухого жара или кипящей воды. В 1878 году это доказал Луи Пастер, ученый, имя которого прочно вошло в обычную жизнь. Пастеризованное молоко и другие продукты, которые мы покупаем, напоминают о пастеризации — технологии обеззараживания, названной в честь него.

В больницы его открытие пришло раньше, чем в пищевую промышленность. Однако нагревать до высоких температур ткани живого пациента невозможно. Выход простой — обеззараживать надо любые предметы, которые с поверхностью раны соприкасаются. И уже в 1885 году врач Николаевской военной академии Максим Семенович Субботин начал стерилизовать «горячим» способом перевязочный материал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное