При слове «операционная» у любого современного человека в воображении возникнет ярко освещенное помещение, выложенное светлой кафельной плиткой до потолка, с операционным столом в центре. Но мало кто из людей, далеких от медицины, знает, что в любой операционной есть зоны разной степени стерильности, а самая чистая из них находится максимально далеко от входа. Там сестра хранит необходимые для каждой операции стерильные инструменты и материалы.
Стерилизация инструментов — целая наука. В ней существует несколько этапов, в том числе предстерилизационная подготовка. Каждый инструмент сначала обеззараживают в специальном растворе, затем моют и высушивают. После этого, собственно, стерилизуют в сухожаровом шкафу или автоклаве. Это дает стопроцентную стерильность. Только вот далеко не все предметы выдерживают слишком горячий воздух. Резина при высоких температурах теряет эластичность. Скальпели тупятся и уже не соответствуют требованиям хирурга. Поэтому резину часто кипятят, а режущие предметы стерилизуют в холодном химическом растворе. Порой, когда нужно стерилизовать быстро и качественно, медицинским работникам приходится идти на компромисс и все-таки класть скальпели в автоклав, жертвуя идеальной остротой ради идеальной стерильности.
Еще в операционных обязательно налажен особый режим вентиляции, а сами они устраиваются в больницах в отдельных блоках, куда запрещено входить посторонним. Эти строгие правила сегодня выглядят привычно. Но появились они сравнительно недавно и ценой огромного количества жизней людей, которые погибли от инфекций, занесенных во время операций.
Подумать только, всего 200 лет назад понятия стерильности не существовало вовсе! В художественной литературе описано великое множество примеров антисанитарной, по нынешним меркам, обстановки, в которой работали хирурги. С инструментов не смывали засохшую кровь, а порой чередовали вскрытия трупов с операциями на живых людях. Ну и конечно же хирурги оперировали и проводили вскрытия в одежде похуже, — чтобы не бояться испачкать. Область операции промакивали любыми подручными тряпками. Ни о каких перчатках или масках, конечно же, не было и речи.
О необходимости мыть руки первым задумался венгерский гинеколог Игнац Филипп Земмельвейс (1818–1865). Примечательно, что врачом он решил стать вопреки воле отца и случилось это достаточно спонтанно. Будучи студентом-юристом, Игнац отправился за приятелем в анатомический театр и попал на вскрытие умершей от родильной горячки. Впечатлившись, он тут же перевелся на медицинский факультет, решив бороться с этой бедой. Никто не воспринял его намерение всерьез — родильная горячка считалась тогда непобедимой. Оно и понятно, ведь причиной послеродового сепсиса считали «атмосферное космически-теллурическое воздействие», — иначе говоря, не то космическую, не то земную субстанцию, которая якобы носится в больничной атмосфере.
На правильные мысли начинающего акушера натолкнуло грустное событие: его лучший друг патологоанатом Якоб Коллечка скончался при вскрытии погибшей от родильной горячки, студент порезал ему руку скальпелем. Земмельвейс начал сопоставлять доступные ему факты и вдруг заметил странную закономерность: в Венской городской больнице, где он работал, умирало до 800 рожениц в год, а во второй городской клинике — доктора Барща — всего 60. Чем же так сильно различались два этих медицинских заведения? Выяснилось, что у Барща роды принимали повивальные бабки, переученные на акушерок. Они, в отличие от «настоящих» докторов, вскрытий никогда не делали.
Игнац Земмельвейс понял, что он сам и все другие врачи, принимавшие роды, оказывались невольными убийцами. Трупные частицы с их рук и инструментов попадали в израненную при родах матку!
Днем рождения антисептики считают день, когда, на дверях клиники Земмельвейса появилось историческое объявление:
«Начиная с сего дня, 15 мая 1847 г., всякий врач или студент, направляющийся из покойницкой в родильное отделение, обязан при входе вымыть руки в находящемся у двери тазике с хлорной водой. Строго обязательно для всех без исключения.
Почему венгерский врач выбрал именно хлорку? Как ни странно, это произошло интуитивно, лишь потому что раствор хлорной извести полностью отбивал запах мертвецкой, а значит, гарантированно смывал с рук «трупные частицы». Позже он таким же интуитивно-опытным путем решил, что грязные простыни переносят инфекцию не хуже немытых рук. По его указанию в родильном отделении стали регулярно перестилать постели и тщательно стирать белье. В результате оказалось, что в клинике Земмельвейса скончалось за год всего 1,2 процента рожениц — меньше, чем у доктора Барща с его повивальными бабками. Его начали называть «спасителем матерей».