Сколько нам еще жить?..

«Из донесения Мервского пограничного отряда о высоком моральном состоянии личного состава в группах, действующих против басмачей.

18 июня 1931 г.

…Несмотря на чрезвычайно тяжелые условия, в которых проходит борьба с бандитскими шайками (сильная жара, отсутствие воды, отсутствие бурдюков, отсутствие достаточного количества хлеба, фуража, гористая местность) настроение отряда после операций является боевым. За период, предшествующий непосредственным столкновениям с бандитскими шайками… было 8 боевых столкновений, которые длились примерно с 2 до 5 часов каждый. С наступлением темноты банды снимались и уходили.

В боевых столкновениях красноармейцы показали выдержку, настойчивость и храбрость…

Начальник Мервского пограничного отряда Орлов

Помощник начальника отряда Каруцкий

Помощник начальника отряда по политчасти Антипенко».

…Бежало время, словно боясь опоздать куда-то. Вставали над заставой зори, гасли закаты. Безжалостные лучи солнца нещадно палили с выцветшего от зноя небосвода, прожигая насквозь крыши, навесы. Порой налетал эпгек — горячий обжигающий ветер — суховей, с севера мела песчаная позёмка, мириады песчинок секли лицо, проникали под одежду, скрипели на зубах, забивали уши. Пересыхало во рту, звенело в ушах и кровь молоточками стучала в висках. Ночи не приносили прохлады, раскаленные за день скалы, холмы, барханы исходили одуряющей духотой, от которой не было спасения. Липкий пот приклеивал тела к простыням. Пограничники мочили их, но через десять-пятнадцать минут простыни просыхали снова. Ребята ворочались с боку на бок, стараясь заснуть, но это было трудно. Донимали москиты, их не задерживала марля, натянутая в оконных проемах, казалось, они лезли сквозь стены казармы. Они не звенели, как комары, не предупреждали о своем налете. Жалили молча и остервенело.

В один из летних дней, словно сигнал боевой тревоги прозвучал над заставой. Свободные от нарядов пограничники, обгоняя друг друга, выскакивали из казармы, спешили к воротам.

Кто-то схватил бегущего Ширали за руку, недоумевая спросил:

— Да куда вы все? Что случилось?..

— Андрей приехал, — возбужденно ответил Ширали.

Имя Андрей прокатилось по спальным отделениям, поднимая отдыхающих после ночных нарядов пограничников, по всем подсобным и служебным отделениям заставы…

Не успел газик остановиться, как к нему подскочил радостный Ширали и, отталкивая других, обнял друга. Объятия были такими крепкими, что Андрей невольно поморщился:

— Да тише ты, дуралей! У меня кожа еще как у поросенка, розовая… Болит…

— Здорово, ребята! — воскликнул он и тут же попал в объятия товарищей.

— Со счастливым прибытием!

— Привет, Андрей!

— Заждались тебя! Как здоровье? — Неслось со всех сторон. Каждый жал руку прибывшего, осторожно хлопал по плечу.

Подошел лейтенант Дадыков, улыбнулся.

— Товарищ замполит! Рядовой Чижов прибыл из госпиталя на заставу. Готов к несению службы!

Лейтенант пожал руку Андрею и, отступив на шаг, произнес, явно копируя Тараса Бульбу:

— А поворотись-ка, сынку!..

Андрей сделал поворот кругом и замполит весело сказал:

— Молодцы, медики!.. Всего два шрама, да и те ерунда!

— Они его мужественным делают, — подтвердил Ширали, — а кожа постепенно нормальный цвет приобретет…

— Верно, художник, — улыбнулся лейтенант, помолчал чуть и спросил у Андрея:

— Ты его работу видел?

— Я только что…

— Понятно. Посмотри обязательно!

— Но она еще не совсем готова, — взмолился Ширали.

— Вот и хорошо, значит, подсказать еще что-то можно, подправить…

…Когда Ширали снял покрывало с картины, Андрей глубоко вздохнул и отступил назад, словно уступая дорогу человеку, который хотел как бы сойти с полотна в ленинскую комнату заставы. Это был Алексей Кравцов. В гимнастерке с расстегнутым воротом, с полотенцем через плечо, он был домашним, простым. Видимо, кто-то окликнул его, он широко улыбнулся в ответ. Смеющееся лицо был освещено утренним солнцем. На втором плане виднелась наблюдательная вышка, за которой вздымались сиреневые горы…

Ширали стоял рядом с другом и смотрел не на картину, а на его лицо.

— Ты достал фотографию? — тихо спросил Андрей.

— Нет… Просто вспомнил все, что нам рассказывал Кучук-ага, написал полковник Ткаченко. Говорил еще с одним человеком, который знал его.

— Это кто же?