«7 июля 1925 г.
Из присланных Вами материалов я узнал, что персидское командование Астрабадской провинции предполагает в ближайшее время захватить вооруженной силой Гасан-Кули. Из тех же материалов видно, что персы не надеются удержать Гасан-Кули в своих руках, а хотят лишь поднять вокруг этого вопроса шум для того, чтобы апеллировать затем к Лиге Наций. Необходимо принять соответствующие меры к такому усилению наших постов в этом районе, чтобы не допустить осуществления этих планов».
— Время великий лекарь — сказал Кучук-ага, пристально посмотрев на розовую, нежную, как у младенца, кожу на лице и руках Андрея. — В первый раз, когда тебя после больницы увидел, — совсем розовым был… Сейчас потемнел!.. Редко заходить стали, забыли старого Кучука! А я вас все жду и жду…
— Простите, Кучук-ага, — извинился Ширали, — давно к вам собирались, но вы знаете, какая у нас служба.
— Знаю, знаю, — качнул головой старик. — Днем отсыпаетесь, а ночью, как архары по горам лазаете… Тебе, Андрей, это полезно. Кожу свою надо выдержать под солнцем, надо, чтобы горный ветер ее погладил, пот соленый ее вымочил. Зимой в ледяной воде мой, а когда в бане будешь — паром ее обжигай…
— Этого нам хватает, яшули, — улыбнулся Андрей. — Недавно марш-бросок был через горы с полной выкладкой, ого! Вот где пота пролили? Мы с Ширали уже три раза подковки на сапогах меняли — стираются быстро.
— Нарушителя-то поймали? — поинтересовался Кучук-ага.
— Даже несколько, — усмехнулся Ширали, — да только все они, Кучук-ага, учебные. Много проверяющих приезжают из отряда, округа, Москвы. И все стараются обхитрить, обвести вокруг пальца… Мы даже смеемся, говорим, чтобы они прямо нам на голову с неба спускались!
— Смехота! — воскликнул Андрей. И добавил, — а вообще-то есть и на нашем счету настоящие нарушители… Да только говорить об этом…
— Понимаю, — важно кивнул Кучук-ага и с особым интересом взглянул на ребят.
«Повзрослели как, — подумал он, — приехали-то мальчишками. А сейчас, вон как в плечах раздались, уверенными стали. Говорить стали меньше, настоящими мужчинами становятся. Хорошая школа — армия, ну, а граница, про нее и говорить нечего — из неоперившихся птенцов джигитов делает!»
— Чаю выпейте, — произнес Кучук-ага, видя, что пограничники украдкой бросают взгляд на часы.
— Время, яшули, — развел руками Ширали, — идти нам надо. К вам заглянули и весь свой резерв использовали…
— Ох, уж это время, — проворчал Кучук-ага. — Считайте, что жизнь прожил и сколько помню — всегда торопился, всегда спешил. Много забот у человека, не успеет оглянуться, а уже старость подошла!
— Это вы-то старый! — воскликнул Андрей.
— Старый, Андрюша, старый, — покачал белой, как снег, головой старик. — Время летит, а годы, как верблюд с тяжелым грузом по пескам тащится, чем дальше, тем труднее идти… Говорят, гадальщики могут сказать, сколько человеку осталось еще жить… Великий мудрец Махтумкули написал в своих стихах: умному не следовало бы верить гаданиям, снам и предсказаниям — сколько нам еще жить?.. Никто этого не знает… А вот я знаю, — старик прищурился и улыбнулся парням светлой умиротворенной улыбкой — если герой умрет, останется имя, если тигр умрет — останется шкура. Поняли?.. Вот мой друг, а ваш ровесник Алексей Кравцов будет вечно жить и не только потому, что он в списки заставы зачислен… Нет, тут дело в другом! И вы и те, кто после вас придут, будут у него учиться не только военной науке, но и как Родину любить. Думаете, я не догадываюсь, что вы с ним постоянно беседы ведете, свои дела по нему сверяете. Спрашиваете, советуетесь, спорите… Разве не так?
Андрей и Ширали переглянулись и дружно вздохнули. И каждый из них думал, как это сумел Кучук-ага заглянуть в их души, словно рентгеном просветил, подслушал каким-то невиданным прибором мысли.
— Молчите, — улыбнулся Кучук-ага, — правильно делаете. Много говорить мужчина не должен, делами он обязан утверждать свое имя. Вот как Алексей это сделал. И поэтому жить он будет всегда. Ну, а сколько нам еще осталось — так это от нас самих зависит… Кем только сейчас мои ученики не стали! Летчики есть, врачи, строители… По всей стране разлетелись, но больше в родных краях остались. Вот в каждом из них и я буду жить. Не хвалюсь я, а радуюсь!