Банда курбаши Дурды Мурта состояла в основном из тех, кому уже нечего было терять в жизни. Почти каждый имел на совести убийство, поджог, воровство. Стоит им попасть в руки советских властей, их расстреляют без суда и следствия — в этом их уверяли и курбаши, и рыжебородый мулла. «Русские, что пришли в ваши родные места, убивают любого правоверного, попавшего в руки, никого не прощают! — говорил курбаши. «Вас прикончат, если даже на вашей совести нет греха», — вторил ему мулла. Они пришли в чужую страну, быстро промотали небольшие деньги захваченные из дома, опустились. Курили терьяк и опиум — на это нужны были немалые средства. Работать? Здесь хватало своих безработных. Поэтому и жили призрачной надеждой на возвращение, старались забыться в пьяном угаре, синеватом дымке курившегося опиумом кальяна. Вот и шли за кордон, шли за местью, за добычей…
Когда Дурды Мурт вместе с муллой вернулись к отряду, что расположился в небольшой тутовой роще на окраине села, нукеры были заняты привычными делами. Курили кальян, играли в карты, точили ножи, зашивали многочисленные дырки в халатах, чистили оружие. Все делали лениво, зная, времени у них более чем достаточно. Расседланные кони паслись невдалеке. Сизым дымом курился небольшой костер, басмачи подогревали остывшую шурпу, кипятили чай в закопченных тунче. Кое-кто, подстелив халат и подсунув под голову мохнатый тельпек, спал или пытался уснуть.
Здоровенный басмач, увешанный оружием — личный телохранитель курбаши Чары, помог Дурды Мурту слезть с коня, поддержав стремя. Курбаши направился к костру, разминая затекшие ноги, мулла, точно привязанный, следовал за ним.
Когда все собрались к костру, курбаши, окинув бандитов строгим взглядом, громким, привыкшим повелевать голосом, объявил:
— Джигиты! Настало время рассчитаться с неверными и с теми, кто пошел у них на поводу, словно слепой ишак! Большевики отобрали у вас землю и скот, лишили семей, изгнали из родных мест, осквернили могилы отцов и дедов. Разве настоящие мужчины могут простить такое?.. Скажи, Торемурад, разве не от их пули погиб твой сын?
Толстый, с висячими усами басмач в полосатом узбекском халате, недобро сверкнув глазами, быстро вытащил из ножен клинок. Яростно скрипнул зубами.
— А ты, Сеттар, не забыл еще как большевики забрали у тебя отары?..
Длинный, похожий на жердь, бандит в черном тельпеке, мрачно насупился. Тугие желваки прокатились по скулам, изуродованным пендинкой. Пнув сапогом подвернувшийся камушек, зло сказал:
— Давно надо было сходить к неверным. Засиделись. Скажи, Дурды, скоро ли инглизы пришлют своих аскеров и оружие, что носят на головах и которое само стреляет?..
Курбаши, чувствуя на себе вопросительные взгляды нукеров, и зная, что задан самый наболевший вопрос, многозначительно помолчал. Потом заговорил решительно и твердо:
— Сейчас мы идем на разведку, надо все узнать, прощупать. В следующий раз с нами пойдут аскеры инглизов. Их придет много. Будет и новое оружие. Мы должны пройти, как ураган, ничего не оставляя. Будем резать, жечь, убивать. Разгромим заставу, колхоз, сожжем дома активистов, сполна рассчитаемся со всеми, кто предал землю отцов и дедов. Огнем выжжем большевистскую заразу! Смерть неверным!..
Курбаши, выхватив клинок из ножен, яростно потряс им. Сердце забилось гулко и тревожно. «Первым делом — застава, — проверюсь в голове, — рассчитаться надо с начальником Ткаченко за выбитые в прошлом набеге зубы, за погибших джигитов. Хорошо бы самому снять голову с красного командира! Потом — село, колхоз… Полетят головы всех, кто продался неверным… Долго будут помнить Дурды Мурта, внукам рассказывать!..»
— Правоверные! — завопил тонким визгливым голосом мулла, задрав рыжую тощую бородку и еще выше воздев длинные руки. — Правоверные! Аллах поможет вам одержать победу над гяурами, над теми, кто предал веру, осквернил могилы отцов и дедов! Режьте их, убивайте, как бешеных собак! Да поможет вам аллах в святом деле. Вперед, правоверные! Аллахы акбар! Аллахы акбар! Аллахы акбар!
Басмачи выхватывали кривые сабли, отточенные в часы долгого безделья до остроты бритвы, подтягивали подпруги застоявшихся коней, готовили объемистые хурджины под богатую добычу. Ощущение близкой опасности возбуждало, как добрая затяжка опиума…
Снова завыл рыжий Велли. Казалось, его тощая фигура вдруг вытянулась, чтобы ближе стал он к аллаху, чтобы лучше услышал всевышний и всемилостивейший просьбу правоверных.
Подхватив истошные вопли муллы, закричали, завыли, запричитали на все голоса басмачи. Входили в экстаз, подогретый опиумом, терьяком, пьянящим запахом близкой крови…
Из заросших черными, рыжими, белыми бородами ртов…
Из тонких, толстых, прямых, искривленных губ…
Из молодых, средних, старых глоток…
Из прокуренных, прострелянных, туберкулезных легких…
Из переполненных, пустых, здоровых, язвенных желудков…
Из всего нутра, существа, плоти —
РВАЛОСЬ:
— Аллахы акбар! Аллахы акбар! Аллахы акбар!