В результате анализа и разбора боевой операции, проведенной 19 марта 1-й Кара-Кумской комендатурой, с шайкой Довлета Сердара в районе колодца Кош-Ойдыр, при участии в разборе одного из руководителей операции помощника коменданта 1-й комендатуры Соколова, полагаем:
Представить к ордену Красного Знамени 1-ю Кара-Кумскую комендатуру в целом как подразделение, так как эта комендатура со дня своего формирования, несмотря на чрезвычайно тяжелые условия службы, проявила пример добросовестнейшего отношения к делу охраны границы и на целом ряде операций в том числе и этой определила высшую преданность долгу революции, безграничное мужество и самоотверженность со стороны как командно-политической так и переменного состава…
В отличие от Андрея, который после армии собирался в институт, Ширали хотел уехать в родное село, учить детей рисовать и учиться самому. А герои будущих картин — рядом… чабаны, механизаторы, хлопкоробы, животноводы, охотники, разведчики газа. Сколько самых разных типажей! А натура! Да где он найдет богаче, лучше? И главное — он родился и вырос там, среди безбрежных песков и кому как не ему воспевать родной край, своих земляков, их мирный труд… Институт? Никуда он не уйдет от него, сначала нужно у жизни учиться. Мастерство приходит не сразу и путь к нему лежит нелегкий, через сотни и сотни рисунков, набросков, эскизов, зарисовок, через мучения и страдания, поиски и потери! И вместе с ним всегда будет милая Гозель!.. Родители обрадуются такой невестке… Жаль, что мало времени, чтобы сделать с нее хороший портрет маслом. Но это впереди… Он будет писать ее всю жизнь!
— Ты что на меня так смотришь? — вывел его из задумчивости голос девушки.
— Как? — машинально вырвалось у него.
— Многозначительно, — определил Андрей.
— Опять вы за свое! — досадливо махнул рукой Ширали, — нам идти пора, Андрей.
— Раз надо, значит идем… Всего тебе доброго, Гозель-джан, приходи на заставу, в гости. Рады будем, особенно кое-кто…
На этот раз Ширали только молча махнул рукой, как бы говоря: «Ну, что мне с вами делать?..»
Расставшись с пограничниками, Гозель быстро пошла по улице, не замечая ничего вокруг. «Ну почему он такой нерешительный, — думала она, — сколько раз встречаемся, а он ни одного ласкового слова не скажет… Все смотрит и смотрит, язык что ли отнимается. Какой же он джигит? Вот Андрей — решительный, смелый, а этот художник, не поймешь его…»
Старший лейтенант Казарновский, выслушав рапорт Андрея и Ширали о «Жигулях» и новом человеке в доме чабана, похвалил пограничников за бдительность, а когда они высказали сомнение о певце, сказал:
— То, что иранский чабан поет, давно знаем. Но как ему запретишь это?
— Товарищ старший лейтенант, — горячо заговорил Андрей, — но я нутром чувствую…
— То что нутром — это хорошо, — улыбнулся начальник заставы, — только к твоему «нутру» надо бы и факты. Есть они у вас?
Пограничники переглянулись, вздохнули и Ширали произнес:
— Мы песни на магнитофон записали, потом слушали много раз. Поет он на туркменском языке. Я все перевел. Действительно — ничего особенного. Но понимаете, товарищ старший лейтенант, он одно и то же слово по-разному поет…
— Это как по-разному, — заинтересовался начальник заставы, — объясни?
— Тихо… не очень сильно… А то просто кричит. И порядок слов меняет. Вот тут у нас записано…
Ширали достал из кармана потрепанный блокнот, быстро нашел нужную страницу…
— «Вода в ручье — как слезы гор!» — это он во вторник пел, а в субботу уже по-другому: «Слезы гор — вода в ручье». Видите, как он слова переставил! Или вот: «Ветер гладит деревья руками», а через несколько дней — «Руками ветер гладит деревья».
— Может это случайно у него получается, — заметил Андрей, — а может, шифр…
— Так, — задумчиво протянул старший лейтенант, — интересно этот «солист» поет… Вот что, несите записи и лейтенанта Дадыкова найдите. Он, как и ты, Ширали, отлично язык знает… Послушаем эти «арии».