- Одна такая лежит у меня в суме.
Признание Иисуса вдвойне радует его.
- Неужели? Какая же?
- Это греческий перевод. Книга написана далеко на Востоке.
- В Персии?
- Нет.
- В Индии?
- Думаю, еще дальше.
- Я читал о далеких землях у Геродота. И многое слышал от других. Но это скорее было похоже на небылицы. Можно мне будет почитать вашу книгу?
- Конечно.
- А хотите посмотреть на мои книги?
- С удовольствием.
Матфей стремительно поднимается и скрывается во внутренних покоях дома. Слышно, как он открывает какой-то ларь и хлопает крышкой, а через пару минут он появляется с несколькими свитками. Он кладет свитки перед собой и начинает их подавать Иисусу.
- Вот самые ценные. “Федр” и “Апология” Платона, - с гордостью показывает он.
По тому, как Иисус принимает эти свитки, по выражению его лица Матфей узнает в нем члена общего для них братства - всемирного братства книгочеев.
- А это Протагор. Вы можете почитать его, - радушно предлагает он.
- Я его читал. И даже кое-чему научился. Человек - мера всем вещам: существованию существующих и не существованию несуществующих. Человек мерит все собою. Не об этом ли ты говоришь, Матфей?
- Именно так! Вы меня поняли.
- Ты верно заметил, что человеку не место в Царстве Небесном. И не только телу его, но и его душе. Беда в том, что человек может мерить все только человеческим. А мерит он - ни много, ни мало - все вещи, весь мир и своего Бога. Мера эта - его язык. Не тот, которым он говорит, но тот, которым он видит и слышит, чувствует и думает. Душа - хранилище этого языка. Душа и мир единосущны. И не может быть одно без другого. Мы вчера говорили об этом с Иоанном. Помнишь ли ты, Иоанн?
- Да, учитель. Мир творится словом.
- Можно сказать и так. Мир существует только в языке и не существует без языка. Можно сказать, что только душа и существует, и нет ничего кроме нее. Что ты скажешь на это, Матфей?
- Я понял, господин,- осторожно отвечает мытарь, - что вы не говорите просто так, и над вашими словами нужно думать, прежде чем отвечать. Я не хочу выглядеть глупым.
- Но что-то ведь ты подумал. Скажи нам, - дружески предлагает Иисус.
Матфей колеблется, подбирая слова.
- Мне тоже хотелось бы думать, что человек не только мера вещам, но и их первопричина. Я правильно понял вашу мысль?
- Да.
- Так вот. Это было бы прекрасно. Но разве не Бог - первопричина? И жизненный опыт нас в этом убеждает. Вещи не зависят от нас.
- Дело не в вещах, а в их существовании. Мы не затрудняемся в определении их существования, поскольку нам это кажется очевидным. Но скажу тебе, что нет вопроса более сложного, чем вопрос о существовании. Попробуем разобраться, в каком смысле существуют вещи. Что мы ныне празднуем, Иоанн?
- Субботу, учитель.
- Следовательно, суббота существует. А теперь, Матфей, покажи мне субботу.
Мытарь разводит руками:
- Она вокруг нас.
- Я вижу стены, стол, светильники, чаши. Я не вижу субботу.
- Суббота - это каждый седьмой день от сотворения мира.
- Боюсь, Матфей, что если я попрошу тебя показать мне день и число семь, ты опять будешь в затруднении. Ведь и суббота, и день, и число семь существуют только в языке. Где они все окажутся без человека?
- Я вас понял, - заключает Матфей. - Все вещи, которые относятся к категории мер, недействительны и существуют только в языке.
- Но все вещи существуют только в языке и только они действительны. Возьмем что-нибудь из того, что ты, Матфей, называешь действительным. Вот эту чашу, - Иисус указывает на посуду, из которой пил вино. - Нам следует сразу уточнить, что речь идет только об этой конкретной чаше, а не о чаше вообще. Чаши вообще нет в этом мире, она лишь имя, существующее только в языке. Если разбить эту конкретную чашу, будет ли она существовать?
- Пожалуй, нет. Будут существовать ее осколки.
- А если их склеить, чаша будет существовать?
- Да.
- Не странно ли это для чаши, которая то появляется, то исчезает. Куда она исчезает и где она появляется? В мире ли происходят эти чудеса или они происходят в нашем языке, которым мы видим, слышим, чувствуем и думаем?
- Быть может, склеенная чаша уже не та же самая чаша?- предлагает Матфей. - Старой чаши больше нет, есть другая, новая чаша.
- И вот мы имеем уже вместо одной чаши много новых чаш с царапинами, трещинами и мелкими сколами. Но ведь это одна и та же чаша. Нет более сложного вопроса в мире, чем вопрос о его существовании, - повторяет Иисус. - Вернемся к нашей чаше. Если разбить ее на мелкие куски, а куски истолочь в глину, в прах, то ведь только эта горстка праха и будет существовать?
- Верно.
- Но чаша всегда состояла только из этого праха. Так что же существует: чаша или горстка праха, из которого она состоит?
- Пожалуй, в действительности существует только горстка праха.
- А теперь вспомни, Матфей, что все в мире состоит из праха, и мы сами из праха, и воздух, который вокруг нас, и огонь, и свет - все прах. Мир - это только прах. В каком же смысле существует все, что делает этот мир миром?
- Оно существует в языке?