Скопус-2

Греки уехали в Грецию. В Крым собрались
                              татары.
А там, глядишь, навострятся на Дальний
                      Восток корейцы…
И кончатся за ненадобностью застойные
                           тары-бары,
аварии, катастрофы, а также авиарейсы.

И повернет обратно залетная птица-тройка.
И полетит, свободная, местная сивка-бурка.
Шара-барой прокатится зычная перестройка,
И даже о стеклотаре не вспомнит
                         «Литературка».

Так было уже в истории народов
                        Узбекистана —
с освоенных территорий снимались ахемениды;
и родственники Пророка, и родичи Урус-хана,
ну, скажем, репатриировались, легки и
                           незнамениты.

А что до моей планиды — с татаркой давно
                            развелся,
гречанка — да хоть англичанка! — а прошлого
                          нет восторга.
Так что же я, все испробовав, совсем не гляжу
                              на звезды,
а только в «Звезду Востока», а то и в «Правду
                            Востока»?..

Считаю проценты хлопка, почитываю заметки,
выглядываю прогнозы на завтрашние погоды…
Как будто и впрямь не ведаю, не знаю, не
                             разумею
любви ли своей бессовестной, осознанной ли
                              свободы.

1986

Велосипед

Умер пес у Поэта, а сына и не было вовсе.
Он спортивно оделся и гонит на велосипеде.
И летит под колеса такая раздольная осень —
Листопады поспели, и желуди, да не воспеть их.

Нету слов. А слова у друзей — далеки и
                             невнятны.
И какие-то дети у них, и дела, и обиды…
Все их велосипеды побиты, а все их орбиты
Будто в желтые пятна продеты и в красные
                               пятна.

Но горит, не мигая, зеленый огонь светофора
Для того, кто оставил небесные дали в покое.
Даже Серый просек: никакие не сферы, а свора.
А друзья не хотят: мол, видали еще не такое.

И на вкус норовят, и на цвет ради пламенных
                                басен.
Человек человеку товарищ, конечно, и витязь…
И на запах — согласен, и даже на ощупь —
                             согласен.
А на цвет — извините. На цвет — извините-
                         подвиньтесь.

Это все-таки Азия… Самую черную цену
Заплатил он, связуя безвременья жухлые нити.
А какую весну пережил! А вину… А измену…
А измену какую… Но с круга сойти — извините.

Позади кольцевая и весь этот город, в котором
Он стихи написал и почти уже все напечатал.
Как встречал его Серый! С каким милосердным
                               укором
приносил свой резиновый мячик, внимая печалям.

Отыгрались мячи. Нету слов о любви и природе.
И закат на исходе, и эти костры догорают.
Вот Володя бы понял. Володя Высоцкий…
                             Володя!..
А теперь вот и Серый… Да что они все
                            умирают…

Эта смерть. Эта жизнь. Этот сон, что по-новой
                            приснился,
Как он Серого гладил, свинцовые очи не глядя…
А со шприцем когда этот ветеринар наклонился,
Он лицо отвернул и все гладил, и гладил, и
                              гладил…

1989

Со своей колокольней