Скопус-2

Одна — с разбитым носком,
другая — со стоптанной пяткой,
у третьей — подметка худая,
три туфельки никнут, в стекле увядая,
гербарий асфальта, три чучела полупрогулок,
три утлых крысенка и мостовых многоточье
средь байковых стелек в цветочек,
шнурков для ботинок и полуботинок, а также
              для тех, кому горло продуло
(ЧУДЕСНОЕ СРЕДСТВО ОТ СКВОЗНЯКОВ
            И АНГИНЫ, А ТАКЖЕ ОТ ГУЛА
В УШАХ, ИКОТЫ, А ТАКЖЕ ОТ
              НЕПРИЯТНОГО ОЩУЩЕНИЯ
БУДТО БЫ ВСЕ ЭТО С ВАМИ КОГДА-ТО
                        СЛУЧАЛОСЬ),
среди банок с гуталином и ваксой
(С ПРИЛОЖЕНИЕМ БРОШЮРЫ «КАК ИЗМЕНИТЬ
                         ЦВЕТ КОЖИ»),
среди озябших колодок, подковок со звоном,
набоек, распорок, а также среди ножек в чулках
                              и без оных
одна — с надломленным каблуком
другая — с распоротым швом,
у третьей — подметка худая,
три туфельки никнут, в стекле увядая,
три испуга невзрачных, три плаванья смятых,
три шествия траченых молью, картонные латы
для полупространства и три половинки голубок
                            бумажных
среди банок с гуталином и ваксой столь важных
и, можно даже сказать, незаменимых при игре
                          в классики, где,
опустошенные, используются в качестве битки
(ДЕТИ ДОВОЛЬНЫ, И САПОЖНИК, МОЖНО
                 СКАЗАТЬ, НЕ В УБЫТКЕ)
одна — кривая,
другая — косая,
у третьей, — опять-таки, подметка худая,
три туфельки чахлых в стекле увядают.

5

Снова мальчик заплакал.
Девочки в зеркало смотрят и СМЕРТЬ примеряют
                               к лицу
подобно серьге из черешни двойной,
             бестрепетно, так, как краплаком
из акварельных наборов размечают румянец,
                   губы и сердце. К концу
и к венцу
приготовиться нужно заране,
потому что афиши им СМЕРТЬ ОТ ЛЮБВИ
                           возвещают,
потому что сегодня впервые ЛЮБОВЬ их
                        умрет на экране
вместе с Вивьен Ли. И вот они, СМЕРТЬ
                            обольщая,
в зеркало смотрят. Глаза закрывают и в зеркало
                          из-под ресниц
пытаются глянуть. Афиши трубят. Ниц
падает раб, красотою поверженный в грязь.
            ГРУДЬ — это персик с тарелки,
недозрелый, но все же червивый.
Змея нарисована черным и кажется ярко-зеленой
                             в извивах.
ГРУДЬ — это СМЕРТИ роскошный чертог.
           Жемчуга, штукатурка, побелка!
И вот они ждут кроме СМЕРТИ, когда у них
                       вырастет ГРУДЬ,
и хорошо бы побольше, чтобы было где прятать
                         глаза и улыбку.
Глаз — это рыбка чернильная, что на затылке
               встречает такую же рыбку,
СМЕРТЬ — это так, что-нибудь.

Проза

Руфь Зернова

«Все обеты»

Недавно я слышала по радио интервью с молодым хаззаном[14], родом из Ташкента.

И поняла: пришла пора вспомнить то, что я откладывала и откладывала в заветный ящик, где мои «вишни Японии». У каждого из нас этих вишен полные овощехранилища.

Речь пойдет об одесской семье — Милка, ее мать и ее дедушка.

Такая семья. Их немало было в двадцатые и тридцатые годы. Мужчин выбивало — и войны, и разводы, и аресты, поскольку не сразу догадались сажать вместе с мужчиной и его половину.