Скопус-2

Выяснилось, что, проходя мимо культурного райцентра, он случайно увидел объявление по-русски о наборе в керамический кружок. «Керамика, подумал я, это же прекрасно, это спасение, и я зашел», — рассказывал Кравец мрачно молчавшей Ане. В кружке было пять пожилых дам, юноша-допризывник и еще какой-то рукастый в круглых очках, которого Кравец отнес к категории «гений без страха и упрека», что было, естественно, абсолютно неточно. А руководил всеми этими людьми уверенный, бородатый, красивый, ласковый, «русский» скульптор, который сразу Кравеца со всеми познакомил, все объяснил, показал, «не дал опомниться, негодяй, вот я тебя, Аня, с ним обязан познакомить, усадил, бросил мокрый комок глины на стол, и я мгновенно открутил вот этими руками эту чудную вазочку, потом сам, слышишь, сам покрасил ее глазурью, которую сам развел, обжег ее в печечке, и вот она — украшает нашу жизнь, Аня. Да, Аня?»

— Да, папа, — сказала Аня.

Он еще три раза сходил на занятия, вазочки и горшки заполнили их пустой дом, а затем это прошло. «Больше не пойду в керамический кружок». — «Почему, папа, тебе там так нравилось?» — спросила Аня. «Хватит. Что-то со мной, Аня, не то. Я не кажусь тебе странным?» — «Что ты, папа!» — воскликнула Аня. «Да-да, я странен, конечно, и ты меня стесняешься, тяготишься, но что делать — родных не выбирают, ты еще это поймешь, Анечка, что-то я сегодня устал».

Кравец лег на свою койку, предоставленную ему государством, и долго лежал с открытыми глазами в темноте, вспоминая, как лет шесть назад ему гадала на улице Восстания курдская волхва на кофейной гуще. «Я по национальности курдка, — сказала она, — вы кофе-то выпейте».

Кравецу послышалось, что она куртка. Он не понял, но переспросить постеснялся. Кофе был вкусен необычайно, черен и крепок. «Из Вавилона происходим, — пояснила дама и опрокинула Кравецову чашку на блюдце. — Детей у вас один, нет, одна, девочка, хорошая…» — «Да», — сказал Кравец. «Жена больна?» — «Нет, что вы?» — испугался Кравец. «Ну, и слава Богу, — сказала дама примирительно, — в дорогу не собираетесь?» — «Нет», — вконец испуганный, сказал Кравец. «Вы не волнуйтесь, я так проговариваю, повышение вас ждет по службе, премия, высоты боитесь?» — «Нет», — сказал Кравец. «Надо остерегаться, — посоветовала дама, — у меня у самой муж ушел прошлого дня. К молодой». — «Очень жаль», — сказал Кравец. «Мне тоже жаль, — сказала дама и вытерла глаза платком, — а я, видите, хоть куда, держусь молодцом». — «Очень хорошо», — сказал Кравец. Он осторожно положил на стол десять рублей и ушел в растерянности.

Утром пришел «русский» преподаватель керамики и долго пил чай с Аней, пока Кравец не проснулся. Преподаватель был молодой, внимательно слушал, коричневый глаз его на Аню сильно блестел. «Что случилось? — сказала Аня, — папе так нравилось».

«Видите ли, ваш отец, я его из всех выделил, — я, вообще, в пяти местах работаю — человек одаренный». — «Вы правда так думаете?» — спросила Аня, вспомнив кривые бока папиного искусства. «Исключительно одаренный человек, как говорят критики из Бронкса, с прорывом в космос», — сказал преподаватель. «В космос возможно, а суп не налить», — сказала практичная Аня. «Прекратите думать о супе и читать газеты, девушка», — сказал преподаватель и погладил бороду. Он был родом из Ленинграда со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Я учу язык по газетам, а суп варю папе, сама не ем», — жалобно пояснила Аня. «Отчего же, супчик похлебать в вашем возрасте полезно, не помешает, — сказал преподаватель и оглядел Аню не без одобрения. Он смягчился. — Я позволил себе указать вашему отцу, и он обиделся. Да я сам такой, ну что поделать. Меня озаботил его подход к линии, а он воспринял это как личное оскорбление».

Преподаватель откинулся на стуле, закурил и, прищурившись, поглядел в окно, где на синем утреннем небе двигалась почти невидимая стрелка самолета, оставляя позади себя белоснежную линию пройденного пути. «А как вы, Аня…» — начал было преподаватель, но здесь зашел заспанный Кравец и выгнал преподавателя из дома. При этом Кравец бурчал ошеломленному бородачу: «Нечего, понимаешь, трендеть. Концепция. Идите с Богом, вы мне не должны ничего, клюм», — и запер за ним входную дверь.

На переезд Кравец внимания не обратил. Весь мир был для него компактным филиалом России. В разговорах он не нуждался. С кем говорить? О чем?