Скорбь сатаны

Слова остановились в горле…. Неужели это была моя жена? Эта замерзшая статуя, пристально глядевшая на свое отражение в зеркале? Я посмотрел на нее с удивлением, с сомнением, как на незнакомую; мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать ее черты, ее золотисто-бронзовые длинные волоса, покрывавшие ее своими блестящими волнами… ее левая рука беспомощно свисала с ручки кресла, на котором она восседала, как мраморная богиня, медленно, нехотя и дрожа всем телом, я сделал шаг вперед и взял ее руку… Холодная, ледяная, блестя драгоценными камнями, она лежала, на моей ладони, как восковой слиток самой себя, я начал рассматривать каждое кольцо с каким-то непонятным тяжелым упорством, как бы ища в нем ключ к заданной загадке. Эта большая бирюза, окруженная бриллиантами, была свадебным подарком герцогини С, опал Сибилла получила от отца, чудный лучистый сапфир, придерживающий ее обручальное кольцо, был подарен мной, рубин тоже показался мне знакомым, какая масса блестящих драгоценностей подумал я, а сама рука лишь хрупкая глина… Я всмотрелся в лицо, потом в отражение этого лица в зеркале и опять изумился… Неужели это было Сибилла? Сибилла была прекрасна; это мертвое существо улыбалось дьявольской улыбкой синими полураскрытыми губами, а в остановившихся глазах было выражение безумного ужаса. Внезапно в моем мозгу что то как будто лопнуло; выпустив холодные мертвые пальцы жены, я вскрикнул громко, отчаянно:

— Мэвис, Мэвис Клер.

Через минуту она была со мной: одним взглядом она поняла всё. Падая на колени перед умершей женщиной, девушка разразилась громким рыданием.

— Бедняжка, — воскликнула она, — несчастная, несчастная женщина.

Я угрюмо посмотрел на мисс Клер. Мне показалось странным, что она плачет над горем, которое лично ее не касается.

Мой мозг горел, мои мысли путались, я посмотрел на мертвую жену с ее остановившимся взглядом и злой улыбкой, принужденно сидящую в кресле и одетую в бледно-розовый шелковый халат, покрытый драгоценными кружевами по последней парижской моде, потом на живое мягкосердечное серьезное существо, известное своим талантом во всем мире, стоявшее на коленях и плачущее над мертвой рукой, покрытой редкими камнями и, внезапно не совладав с собой, я начал громко и дико говорить:

— Встаньте, Мэвис, не стойте на коленях! Уходите, уходите из этой комнаты! Вы не знаете, чем она была, эта женщина, на которой я женился; я думал, что она ангел, она оказалась демоном, да, Мэвис, демоном! Посмотрите на нее, как она глядит на себя в зеркало! Теперь вы не можете назвать ее красавицей…. Она улыбается, также, как улыбалась прошлой ночью, когда… — но вы ничего не знаете о прошлой ночи! Говорю вам — уйдите, — и в приливе бешенства я затопал ногой. — Этот воздух заражен, он вас отравит. Запах Парижа с примесью смертных испарений может заразить мир! Уходите скорее! Объявите людям, что их хозяйка умерла; велите спустить шторы, надо принять все внешние меры, которых требуют пршпгая для выражения горя.

И я дико засмеялся.

— Скажите слугам, что они могут рассчитывать на дорогой траур, пусть они едят и пьют, сколько могут и хотят, и спят или болтают, как подобная челядь любит болтать, о гробах, могилах и внезапных несчастиях; но оставьте меня одного, одного с ней: у нас много есть, что сказать друг другу!

Бледная и дрожащая, Мэвис встала и посмотрела на меня со страхом и жалостью.

— Наедине? — шепнула она. — Вы не можете остаться с ней наедине!

— Нет, могу, — ответил я отрывисто и резко. — Эта женщина и я, мы любили друг друга, положим, не иначе как любят животные, хотя мы и призывали благословения неба перед церковным алтарем; однако мы расстались недружелюбно, и хотя она мертва, я желаю провести с ней ночь, в ее молчании, я научусь многому. Завтра могила и могильщики потребуют ее, но сегодня она моя!

Кроткие глаза девушки наполнились слезами.

— Вы совсем потеряли голову. Вы не знаете, что говорите! Вы даже не пытаетесь узнать, от чего она умерла…

— Угадать это нетрудно, — ответил я быстро и взял со стола маленькую темную скляночку с надписью: «Яд», которую я уже заметил раньше. — Пузырек, как видите, пустой; что в нем было не знаю; конечно придется назначить следствие, надо же, чтобы кто-нибудь нажился опрометчивым поступком ее Сиятельства! Посмотрите, — тут я указал на несколько мелко исписанных листов почтовой бумаги, едва прикрытых брошенным на них кружевным платком, и на стоящую рядом чернильницу с едва засохшим пером, — Посмотрите, это без сомнения чудное чтение, оставлено для меня; последнее послание дорогого покойника всегда свято, Мэвис Клер; не может быть, чтобы вы, писательница трогательных романов, не поняли этого, и поняв это, вы исполните мою просьбу и уйдете.

Мисс Клер посмотрела на меня с глубоким состраданием и медленно повернулась к двери.

— Да поможет вам Бог, — сказала она со слезами. — Да утешит вас Бог.

При этих словах какой то демон во мне сорвался с цепи, и, бросившись к ней, я схватил ее за руки.