Скорбь сатаны

— Выходи за Риманца или за Темпеста, за того, которого тебе удастся поймать, сказал он. — Князь баснословно богат, но он окружен какой-то таинственностью и никто не знает, откуда он приехал, и кто стоит за ним. К тому же он женщин ненавидит — а у Темпеста пять миллионов и он добродушный простак, советую тебе налечь на Темпеста.

Я ничего не ответила и не дала никакого обещания. Вскоре я узнала, что Лючио не намеревался жениться, и пришла к заключению, что он предпочитает быть любовником многих женщин, чем мужем одной. Для меня это не было причиной меньше любить его — я просто решила, что буду одной из тех счастливых, которые сумели возбудить в нем хотя бы мимолетную страсть. Я вышла за Темпеста в надежде, что после свадьбы у меня будет гораздо больше свободы, и, зная, что большинство мужчин предпочитают связь с замужней женщиной всякому другому увлечению, я думала, что Лючио с удовольствием согласится на мои планы. Но я ошиблась, и из этой ошибки проистекают и мое горе, и мое недоумение, и страдание! Я положительно не понимаю, почему человек, любимый мной, любимый так страстно и так беззаветно, презирает и ненавидит меня с такой силой ненависти? В наше время на каждом шагу встречаются женщины, которые помимо законного супруга, имеют любовника, и вся современная литература это поощряет. Так почему же обвиняют меня, находя мои желания преступными? Пока не дошло до публичного скандала, то кому до этого дело? Положительно не понимаю: если бы мы верили в Бога интересующегося нашей нравственностью, это было бы понятно, но говорят, что Бога нет.

Я только что страшно испугалась, мне показалось, что я слышу голос Лючио, зовущего меня. Я прошла через все комнаты, открыла двери на лестницу и прислушалась, но никого не было. Я одна! Я сказала людям, чтобы меня не беспокоили, пока я не позвоню… Но я никогда не позвоню! Внезапно, мне пришла странная мысль, я ведь не знаю кто такой Лючио? Он величает себя князем, и этому я охотно верю, хотя князья так измельчали, что он мог бы свободно и не принадлежать этой отжившей касте… Но из какого королевства он приехал? И какому народу он принадлежит? На эти вопросы Лючио никогда не отвечал.

На минуту перестаю писать, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Как я хороша! С восхищением примечаю глубокий чарующий блеск моих глаз, обрамленных густыми темными ресницами, мягкую окраску щек и губ, милый закругленный подбородок с одной ямочкой, чистые очертания шеи и белоснежной груди, блестящие волны роскошных волос… Все это было дано мне для соблазна мужчин. Однако Лючио, которого я люблю всем моим живым прелестным существом, не находит во мне никакой красоты и отвергает меня с таким презрением, что вся моя душа содрогается от нестерпимой боли. Я стала на колени перед ним, я молила его и поклонялась ему, но всё это напрасно! Вот почему я должна умереть. Он сказал лишь одно, в котором мне послышалась надежда, несмотря на то, что его голос звучал резко, и глаза смотрели жестоко.

— Потерпите, — шепнул он, — мы вскоре встретимся.

Что он хотел этим сказать? Какая у нас может быть встреча? Теперь, когда смерть закрывает дверь жизни и даже любовь была бы бессильна спасти меня…

Окно! Его бездушный золотистый блеск освещал смерть множества несчастных, не омрачаясь даже проходящей тучкой в виде сожаления! Если бы был Бог, я представляю себе Его таким, как солнце: славным, неизменным, чудным, но немилосердным…..

Мне кажется, что я теперь готова; мне больше нечего сказать и прощения я просить не буду. Я такая, какой меня создали: гордая, самовольная, сластолюбивая женщина, не находящая никакого позора в свободной любви, никакого преступления в супружеской неверности. Если я безнравственна, то могу честно сказать, что моя безнравственность поощрялась всеми людьми, окружающими меня. Я вышла замуж, как большинство моих сверстниц, исключительно из-за денег, я любила как большинство женщин моего круга из-за внешней, чисто физической привлекательности и я умираю, как умрут те женщины, никому не веря, ни на кого не надеясь

Я открыла свой ящик с драгоценностями и вынула из него спрятанный мной пузырек яда. Этот яд был дан мне одним из докторов, ухаживавших последние дни за матерью.

— Заприте это лекарство на ключ, — сказал он, — и смотрите, чтобы употребляли его только в виде наружного втирания… В этом пузырьке достаточно яда, чтобы убить десять человек, если они нечаянно проглотят его.