Скорбь сатаны

— Временное помешательство, — повторил Лючио, как бы говоря сам с собой, — когда угрызения совести, отчаяние, оскорбленная честь, потраченная любовь и в довершение всего научная теория абсолютного уничтожения, заставляют какую-нибудь несчастную человеческую единицу наложить на себя руки, то свидетельство врача о временном помешательстве вполне удовлетворительно объясняет его погружение в бесконечность, и о нем перестают говорить. Шекспир был прав; мы живем в сумасшедшем мире.

Я ничего не ответил, я был уничтожен и шел вперед молча и угрюмо… Звезды, на которые я бессознательно глядел, превратились в каких то блестящих насекомых, вертящихся в каком то мутном тумане. Внезапно я вздрогнул: луч надежды осветил меня.

— Может быть он не убит, а только ранен?

— Линтон метко стрелял, — спокойно ответил Лючио, — это его единственное положительное качество. Принципов у него не было, но стрелять он умел; и я не думаю, чтобы он промахнулся.

— Это ужасно, ужасно! час тому назад он был жив… а теперь!..

— Что ужасно? Смерть? Она менее ужасна, чем скверно прожитая жизнь, — ответил Лючио степенно. — Верьте мне, умственная болезнь, вызванная добровольно развратной жизнью, причиняет больше мук, нежели пытки ада. Но право, Джеффри, напрасно вы принимаете это так близко к сердцу. Повторяю вам, — вы не виноваты. Если Линтон убит, туда ему и дорога, он никому не нужен! Не понимаю, как вы можете придавать значение таким пустякам. Вы только в начале вашей карьеры…

— Надеюсь, однако, что моя карьера будет вдалеке от таких драм, — ответил я резко, — во всяком случае насколько это будет зависеть от моей воли.

Лючио пристально посмотрел на меня.

— Ничего с вами не случится против вашей воли, — ответил он. — Должно быть вы намекаете на то, что я повел вас в игорный клуб. Но подумайте, мой милый друг, кто же вас неволил? и если вы не хотели идти, зачем же вы пошли? Теперь вы расстроены и ваши нервы не в порядке; зайдемте лучше ко мне, я угощу вас рюмкой вина, и вам сразу станет легче.

Мы уже дошли до нашей гостиницы, и я молча последовал за князем. Так же молча я выпил стакан, который он мне подал, и с каким то болезненным любопытством взглянул на него; его бледное строгое лицо и холодные как сталь глаза показались мне почему-то сверхъестественными.

— Но вспомните последнюю ставку Линтона, — пробормотал я чуть слышно, — он проиграл вам свою душу.

— Но граф верил в нее так же мало, как вы, — ответил Лючио, пристально глядя на меня. — Зачем сантиментальная теория вдруг заставляет вас дрожать? Если фантастичные понятая о душе и дьяволе были бы действительны, то они могли бы внушить страх, но так как это просто плоды болезненного воображения человечества, то кажется нечего бояться!

— Но вы? — прервал я его, — ведь вы верите в существовании души?

— Я? но я, ведь, болен, мой друг, — резко засмеялся князь, — неужели вы этого еще не заметили? Чрезмерная ученость свела меня с ума! Наука ввела меня в такт! Я бездна новых открытий, что немудрено, что я лишился рассудка и в минуты безумия верю в существование души.

Я глубоко вздохнул,

— Прощайте, я иду спать, я утомлен, и донельзя несчастен.

— Бедный миллионер! — ласково проговорил Лючио, — я сам искренне сожалею, что вечер так печально окончился. Однако если мои убеждения, мои безумные теории правильны, то я владелец единственной положительной частицы, оставшейся от умершего графа, я выиграл его душу! Но куда мне обратиться за уплатой этого долга? Если бы я был Сатана…

— Вы бы порадовались! — ответил я деланной улыбкой.

— Нет, Джеффри! — и в звучном голосе Лючио послышалось нечто таинственное и грустное. — Если бы я был Сатана, я горевал бы: всякая падшая душа невольно напоминала бы мне о моем собственном падении, о моем отчаянии, — она погрузила бы меня на одну ступень дальше от рая. Подумайте! ведь Сатана был ангелом когда-то!