— Я вам верю, — и темные глаза Лючио пытливо уставились на меня. — Но не стоит об этом говорить. Я получил письмо, которое до некоторой степени касается вас. Вы говорили, что хотите купить имение, — что вы скажете про Виллосмир-Корт? Я нахожу, что для вас оно больше, чем подходяще. Усадьба — дворец времен Елизаветы, в весьма исправном виде, сад и парк крайне живописны и расположены вдоль нашей знаменитой реки Авон; все поместье, включая большую часть мебели в доме, продается баснословно дешево, а именно, за пятьдесят тысяч фунтов при условии немедленной оплаты. Советую вам купить это имение; оно вполне удовлетворит вашим изысканным художественным требованиям.
Мне показалось, что в последних словах Лючио послышалось нечто вроде иронии, но, не желая ни на одну минуту допустить возможности этого, я поторопился с ответом:
— Конечно, если вы рекомендуете имение, то стоит осмотреть его, и я поеду туда при первой возможности. Ваше описание крайне привлекательно и родина Шекспира невольно притягивает меня. Но неужели вы сами не хотите прибрести эту прелесть?
Лючио засмеялся.
— Я не уживаюсь долго на одном месте. Во мне кочующая кровь и страсть к перемене. Вам же я предлагаю Виллосмир по двум причинам, — во первых, потому, что оно действительно красиво и изящно, а во вторых потому, что вы вселите лорду Эльтону глубокое уважение к себе, когда он узнает, что вы покупаете это имение.
— Почему?
— А потому, что Виллосмир некогда принадлежал Эльтону, — спокойно ответил Лючио, — впоследствии граф попал в руки евреев-ростовщиков; они отобрали у него имение за долги, распродали почти все картины, фарфор и редкости, а теперь продают само имение за пятьдесят тысяч фунтов.
— Мы сегодня обедаем у Эльтонов, не правда ли? — спросил я.
— Да. Неужели леди Сибилла произвела на вас так мало впечатления, что вы забыли, в какой именно день мы приглашены?
— Нет, я не забыл этого, — ответил я после минутного молчания, — и я куплю Виллосмир. Я немедленно пошлю телеграмму моему поверенному. Будьте добры, дайте мне адрес этих жидов.
— С удовольствием, дорогой, — ответил Лючио, подавая мне письмо, в котором говорилось про имение. — Но мне кажется, что вы действуете опрометчиво. Может быть имение не понравится вам? Лучше поезжайте сперва, и осмотритесь.
— Даже если усадьба была бы совершенно разорена и то, я бы купил ее, — ответил я стремительно. — Я покончу с этим делом сейчас. Сегодня же вечером я хочу объявить лорду Эльтону, что я будущий владелец Виллосмира.
— Прекрасно, — ответил князь — я люблю вас, Джеффри, за быстроту, с которой вы всегда действуете. Это превосходно! Преклоняюсь перед решительностью. По-моему, даже если человек решился идти в ад, то пусть он идет туда прямо, без колебаний.
Я засмеялся, и мы расстались очень довольные друг другом. Риманец поехал в клуб, а я составил телеграмму моим поверенным, с приказанием немедленно приступить к покупке имения Виллосмир, несмотря ни на цену, ни на какие-либо другие препятствия.
Вечером, когда пришлось одеваться к обеду, мой лакей Моррис, должно быть подумал, что я капризнее всякой кокетки, до такой степени было трудно мне угодить. Однако, окончив свое дело, с примерной терпеливостью Моррис обратился ко мне с вопросом, который должно быть долго занимал его.
— Простите за нескромность, — начал он, — но вы, должно быть, заметили, что в камердинере князя, есть что-то странное и очень неприятное?
— Амиэль действительно угрюм, — ответил я, — но мне кажется, что в других отношениях он хорош.
— Не знаю, — ответил Моррис степенно, — но когда он находится внизу, между нами, он делает поразительные вещи: поет, танцует и играет, как будто в нем кроется целый легион актеров.
— Неужели? — удивился я, — вот никогда бы не ожидал. — Значит он очень забавный, — добавил я, не понимая, чем недоволен Моррис.
— Конечно забавный, — согласился камердинер, задумчиво потирая себе нос. — Казалось бы на первый взгляд, что Амиэль тише воды, ниже травы. Но вы бы послушали, как он ругается… уверяя, что он только следует примеру наших лордов! Вчера вечером, он даже занялся гипнотизмом… от одного воспоминания меня пробирает дрожь.
— Что же он делал? — спросил я не без любопытства.
— Он посадил в кресло одну из горничных и начал пристально смотреть на нее с сатанинской улыбкой на губах. Право, он был похож скорее на черта, чем на человека. Горничная (в обыкновенное время это тихая, скромная девушка) вдруг встала и начала танцевать, сперва медленно, потом быстрее и быстрее, поднимая юбки так высоко, что было прямо неприлично… Мы хотели было остановить ее, но не могли. Амиэль указывал на нее пальцем и продолжал ехидно улыбаться. Наконец раздался звонок № 22, это номер князя, Амиэль схватил несчастную девушку, усадил ее в кресло и замахал руками. Она сейчас же пришла в себя; вообразите, она даже не знала, что только что танцевала. Звонок раздался второй раз, и камердинер князя убежал.
Я засмеялся.
— Во всяком случае, Амиэль не лишен юмора, — сказал я, — я никогда бы этого не подумал. Однако все это не важно.