Скорбь сатаны

— Я отвечу вам вашими же словами: вы хотите сделать мне комплимент! Но я утверждаю, что даже, когда богатство выпадает на долю достойного человека, мир преклоняется перед ним не ради его достоинства, а ради его миллионов. У меня, например, масса друзей, которые, в общем-то не мои друзья, а друзья моего кошелька. Мое прошлое интересует их также мало, как и моя настоящая жизнь; болен я или здоров, счастлив или несчастлив, до этого им дела нет! Если бы мои мнимые друзья знали меня ближе, то это было бы пожалуй лучше. Но меня они не желают знать, — их намерения просты и несложны, они хотят выжать из меня побольше выгоды для самих себя. И я поощряю их и даю им даже больше, чем они требуют.

В звучном голосе Лючио послышалось что-то несказанно грустное, и в этот раз не только мисс Чезни, но и мы все посмотрели на него невольно, как бы привлеченные какой-то таинственной загадкой. Последовало краткое молчание.

— Редко кто имеет настоящих друзей, — заметил наконец лорд Эльтон. — Мы все могли бы последовать примеру Сократа, у которого в доме всего было два стула. — «Один для меня, — говорил он, — а другой для друга… когда я его найду!» Но вас, Лючио, все любят. Вы страшно популярны, несмотря на то, что вы чересчур строги к нам. В конце концов, люди обязаны заботиться о себе, не так ли?

— Конечно, — согласился Лючио, — тем более, что, судя по слухам, Бог перестал заботиться о них.

Мисс Фицрой казалась недовольной последним замечанием, но старый граф расхохотался. В ту же минуту в соседней комнате раздались легкие шаги, и мисс Чезни, встрепенулась, прибрала свои ножки и села прямо.

— Это Сибилла, — сказала она, как бы извиняясь, — при Сибилле, я не смею лежать в кресле.

Мое сердце усиленно забилось, когда женщина, которую поэт прозвал бы богиней сновидений, но которую я считал предметом роскоши, доступным для моих средств, взошла, — вся одетая в белом, без всяких украшений, кроме золотого пояса редкой старинной работы, обхватывавшего ее изящную талию; на ее груди, между кружевами был приколот букетик душистых фиалок. Леди Сибилла показалась мне еще красивее, чем в первый раз. В ее глазах было что-то глубокое, недостижимое; на ее щеках играл яркий румянец, а улыбка, которой она нас приветствовала, была просто ослепительна! Малейшее ее движение возбуждало во мне такой прилив страсти, что у меня закружилась голова… Мысль, что эта красавица несомненно будет принадлежать мне, показалась мне неуместной, и я совсем уже не был уверен в том, что мое богатство будет в силах свергнуть с ее пьедестала эту эмблему девственной невинности и красоты. Но в действительности, мы мужчины слишком легковерны, и никто из нас не подозревает, что сердца этих невинных на взгляд женщин уже носят в себе зародыш порчи.

— Вы опоздали, Сибилла, — строго заметила мисс Фицрой.

— Неужели? — ответила красавица, нисколько не смущаясь. — Мне очень жаль. Папа, вы, кажется, превратились в ширму!

Лорд Эльтон быстро отодвинулся в сторону, внезапно сознавая, что до сих пор он один пользовался огнем.

— Вам не холодно, мисс Чезни? — продолжала леди Сибилла с умышленной учтивостью, — не хотите ли ближе придвинуться к огню?

В присутствии дочери дома американка видимо робела.

— Благодарю вас, пробормотала она, скромно опустив веки.

— Мы потрясены таким ужасным известием, мистер Темпест, — продолжала Сибилла, глядя скорее на Лючио, чем на меня, — вы, должно быть прочли об этом в газетах. Наш добрый знакомый, граф Линтон, застрелился вчера ночью.

Я невольно вздрогнул. Лючио укоризненно посмотрел на меня и быстро ответил:

— Да, в газетах было объявлено об этом, только вкратце; я слегка знал графа.

— Да? — продолжала леди Сибилла. — Он был помолвлен с одной моей подругой. Я думаю, что для нее это избавление, так как, несмотря на то, что в обществе лорд Линтон был весьма приятен, но кажется он много играл и верно быстро растратил бы ее приданое. Но его невеста неутешна… она непременно хотела быть графиней…

— Значит, — вмешалась в разговор мисс Чезни, лукаво улыбаясь, — не одних только американок прельщает титул… С тех пор, как я здесь, я уже видела несколько милых девушек, согласившихся выйти замуж за настоящих олухов только для того, чтобы им говорили: «ваше сиятельство» или «ваша светлость».

Старый граф издал что-то вроде одобрительного смеха, но леди Сибилла, глядя в пылающий огонь, продолжала говорить, как будто никто не прерывал её.

— Конечно, моя подруга еще выйдет замуж: она молода и красива; но я думаю, что помимо титула, она была влюблена в Линтона.

— Какие пустяки, Сибилла, — резко прервал ее старик. — У тебя страсть во всем видеть что-нибудь романическое… я думал, что сезон выездов вылечит тебя. Твоя подруга прекрасно знала, что Линтон развратник, и, несмотря на это, приняла его предложение. Когда я прочел в газетах, что он застрелился на извозчике, я понял, что и умереть-то он не мог, как следует! Испортить коляску несчастного извозчика для удовлетворения каприза, — это более чем неуместно! Однако не стоит говорить о нем; во всяком случае, его жена была бы очень несчастна.