Скорбь сатаны

— Разве я этого не знаю? — воскликнул князь, — разве я не говорю о самом себе? Неужели вы думаете, что я обвиняю вас в притворстве? Даже, если бы мое обвинение было правдиво, я не высказался бы из вежливости. Но я — олицетворение лжи; я это знаю и признаю; и, благодаря этому признанию, я честнее большинства людей! А эта женщина, увенчанная лаврами, — олицетворение правды. Ей не надо притворяться ни в чем — недаром она пользуется такой славой.

Я не успел ничего возразить, так как в ту же минуту мисс Клер вернулась и со свойственной любезностью хозяйки употребила все усилия, чтобы изгладить неприятное впечатление, оставленное поведением собак; она повела нас по самым красивым дорожкам своего прелестного сада, обращаясь то к князю, то ко мне с одинаковым радушием и непринужденностью; но я заметил, что она пытливо всматривалась в Лючио, изучая его взгляды и движения с большей долей любопытства, чем доброжелательства. Мы прошли под сводом еще не распустившейся сирени и очутились в открытом дворе, выложенном голубым и белым кафелем; на середине двора была выстроена большая голубятня, напоминавшая своей причудливой внешностью китайскую пагоду. Мэвис остановилась и захлопала в ладоши, целая стая голубей, белых, серых, коричневых и сизых, ответила на ее призыв.

— Вот мои критики! — сказала она смеясь. — Разве они не прелестные создания? Тех, которых я лучше знаю, я назвала по соответствующим журналам, но, конечно, среди них множество безымянных. Вот, например, «Субботний Обзор»… — и она подняла надменную птицу с коралловыми ножками, которой, по-видимому, нравилось оказываемое ей внимание. — Он дерется со всеми своими товарищами и отгоняет их прочь от корма, где только может. Он сварливое создание! — она погладила головку голубя, — никогда не знаешь, как угодить ему: он иногда обижается на зерна и клюет только горох, или наоборот. Он вполне заслуживает свое имя. Уходи, старичок! — и, подбросив птицу на воздух, она некоторое время следила за ее полетом. — Как он комичен, старый ворчун! Вот «Оратор», — и она указала на жирную, суетливую птицу. — Он очень мило важничает и воображает себя значительным, чего нет на самом деле. Там «Общественное Мнение» — тот, что полудремлет на стене; рядом с ним «Зритель»: вы видите, у него два кольца вокруг глаз, как очки. То бурое создание, с пушистыми крыльями, на цветочном вазоне, — «Девятнадцатое Столетие»; а маленькая птичка, с зеленой шеей — «Вестминстерская Газета», та, жирная, что сидит на помосте, — «Пэлл Мэлл», она очень хорошо знает свое имя — смотрите! — и она весело позвала: «Пэлл Мэлл, иди сюда!» — Птица тотчас послушалась и, слетев с помоста, уселась на ее плече. — Их так много, что трудно иногда различать. Как только я вижу злую критику, я даю название голубю: это меня забавляет. Тот замаранный, с грязными ногами — «Наброски»: это очень дурно воспитанная птица, должна вас предупредить. Та — изящная на вид голубка с пурпуровой грудкой — «График»; а та, кроткая старая, серая штучка — «И. Л. Н.», сокращение из «Иллюстрированных Лондонских Новостей». Те три белые соответствуют «Ежедневному Телеграфу», «Утренней Почте» и «Штандарту». Теперь смотрите на них всех!

И, достав из угла закрытую корзинку, она начала в щедром количестве рассыпать по всему двору горох и всевозможные зерна. Один момент — и мы едва могли видеть небо: так плотно птицы столпились вместе, то налетая друг на друга, то отбиваясь, то спускаясь вниз, то взлетая вверх; но вскоре крылатое смятение уступило место чему-то вроде порядка, когда они все разбрелись по земле, каждая занятая выбором своего любимого корма.

— Вы, в самом деле, философ, — улыбаясь, сказал Лючио, — если можете символизировать критиков стаей голубей!

Мисс Клер засмеялась.

— Ну да, это лекарство против раздражения. Мне приходилось много терзаться за свой труд. Я дивлюсь, почему пресса так ко мне жестока, оказывая в то же время милость и поощрение худшим писателям. Но после небольшого размышления я нашла, что мнения критиков не влияют на убеждения публики, и решила больше о них не беспокоиться… кроме голубей!

— И посредством голубей вы кормите ваших критиков, — заметил я.

— Совершенно верно! Я кормлю их. Они что-нибудь получают от своих редакторов за поношение моей работы и, вероятно, еще больше зарабатывают, продавая экземпляры своей критики. Так что, как видите, эмблема голубей годится вполне. Но вы еще не видели «Атенея». О, вы должны его увидеть!

С искрившимся смехом в ее синих глазах она привела нас из голубиного двора в уединенный и тенистый угол сада, где в большой клетке важно сидела белая сова. Как только она нас заметила, она пришла в ярость и, топорща свои пушистые перья, грозно вращала сверкающими желтыми глазами и раскрывала клюв. Две совы поменьше сидели на земле, плотно прижавшись друг к другу: одна серая, другая коричневая.

— Злой старикашка! — сказала Мэвис, обращаясь к злобному созданию самым нежным тоном. — Разве тебе не удалось сегодня поймать мышку? О, какие злые глаза! Какой жадный рот!

Затем, повернувшись к нам, она продолжала: