Скорбь Сатаны

Она высоко подняла оружие. Я чуть не прыгнул вперед – но быстро отпрянул, увидев, как Лучо схватил руку, державшую кинжал, и решительно опустил ее вниз, – вырвав оружие из ее руки, он разломал его на части и бросил осколки на пол.

«Ваше место на сцене, мадам! – сказал он. – Тебе следовало бы стать ведущей актрисой в каком-нибудь первоклассном театре! Ты бы украсила афиши, привлекла толпу, имела бы столько любовников, в театре и в жизни, сколько заблагорассудится, была бы приглашена выступать в Виндзор, получила бы плату – драгоценность от королевы и свое имя в ее альбоме для автографов! Вот что, несомненно, должно было стать твоей великой карьерой – ты была рождена для этого! Создана для этого! Ты была бы такой же бездушной, как сейчас, – но это не имело бы значения, – ведь актрисы лишены целомудрия!»

Сломав кинжал и с горечью сказав эти слова, он оттолкнул ее на несколько шагов от себя, и она стояла, задыхаясь и побледнев от ярости, глядя на него со смешанным чувством страсти и ужаса. Мгновение она молчала, затем медленно двинулась вперед с кошачьей гибкостью движений, которая принесла ей репутацию грациозной женщины, превосходящей любую женщину Англии, и проговорила нарочито размеренным тоном: «Лучо Риманез, я сносила твои оскорбления так же, как снесла бы свою смерть от твоих рук, потому что я люблю тебя! Ты говоришь, что ненавидишь меня, – ты отталкиваешь меня, – я все еще люблю тебя! Ты не можешь отвергнуть меня – я твоя. Ты должен любить меня, или я умру – одно из двух. Поразмысли немного, – я оставляю тебя сегодня ночью, я даю тебе время все обдумать до завтра, – люби меня, – отдайся мне, – будь моим любовником, – и я буду разыгрывать комедию светской жизни так же хорошо, как любая другая женщина, – так хорошо, что мой муж никогда об этом не узнает. Но откажи мне еще раз, как ты отказал мне сейчас, и я покончу с собой. Я не играю – я говорю спокойно и убежденно; я говорю правду».

«Вот как? – холодно спросил Лучо. – Позволь мне поздравить тебя! Немногие женщины столь последовательны!»

«Я положу конец своей жизни, – продолжала она, не обращая никакого внимания на его слова. – Без твоей любви, Лучо, жизнь для меня невыносима! – И в ее голосе зазвучал тоскливый надрыв. – Я жажду поцелуев твоих губ, объятий твоих рук! Знаешь ли ты – ты когда-нибудь думал о своей собственной силе? О жестокой, ужасной силе твоих глаз, твоей речи, твоей улыбки, о красоте, которая делает тебя больше похожим на ангела, чем на человека, – и неужели у тебя нет жалости? Как ты думаешь, рождался ли когда-нибудь такой человек, как ты?» – Он смотрел на нее, когда она говорила это, и слабая улыбка тронула его губы. – Когда ты говоришь, я слышу музыку, когда ты поешь, мне кажется, что я понимаю, какими должны быть мелодии рая поэта, конечно, конечно, ты знаешь, что весь твой облик – ловушка для теплой, слабой женской души! Лучо! – И, ободренная его молчанием, она подкралась к нему поближе. – Встретимся завтра на дорожке возле коттеджа Мэйвис Клэр».

Он вздрогнул, как будто его ужалили, но с его губ не сорвалось ни слова.

«Я слышала все, что ты сказал ей прошлой ночью, – продолжила она, подходя еще на шаг ближе к нему. – Я последовала за тобой и прислушалась. Я едва не обезумела от ревности – я думала… я боялась… что ты любишь ее, – но я ошибалась. Я никогда ни за что не благодарю Бога, но в ту ночь я поблагодарила Бога за то, что ошиблась! Она не была создана для тебя – для тебя создана я! Встретимся у ее дома, где цветет большая белая роза – сорвите одну, одну из тех маленьких осенних роз и подарите ее мне – я приму это как сигнал – сигнал о том, что я могу прийти к вам завтра вечером, и не быть проклятой или отвергнутой, а быть любимой – любимой! – о, Лучо! обещай мне! – одна маленькая роза! – символ любви на час! – тогда позволь мне умереть, – я получу все, чего прошу от жизни!»

Внезапным быстрым движением она бросилась ему на грудь и, обвив руками его шею, обратила к нему лицо. Лунные лучи показали мне ее глаза, горящие восторгом, ее губы, дрожащие от страсти, ее грудь, вздымающуюся… кровь прилила к моему мозгу, и красный туман поплыл перед моим взором… уступит ли Лучо? Только не он! – он ослабил ее отчаянные руки, сжимавшие его горло, и заставил ее отступить, удерживая на расстоянии вытянутой руки.