Скорбь Сатаны

– Я всегда знал, что она была истеричкой – да, если вы это имеете в виду, – ответил он. – Большинству женщин неведомы настоящие чувства, ничего серьезного, кроме одного – тщеславия. Они не знают, что значит великая любовь, их главное желание – покорять, и потерпев неудачу подобным образом, они расширяют гамму смятенной страсти до уровня неистовой истерии, у некоторых переходящей в хроническую. Леди Сибил страдает именно от этого. А теперь послушайте меня. Я немедленно уеду в Париж, или Москву, или Берлин, – после того, что произошло, я, конечно, не могу здесь оставаться, – и даю вам слово, что больше не буду вторгаться в ваш дом. Через несколько дней вы преодолеете этот разрыв и научитесь мудрости выдерживать разногласия, возникающие в браке, с хладнокровием…

– Невозможно! Я с вами не расстанусь! – яростно вскричал я. – И не буду с ней жить! Настоящий друг лучше неверной жены!

Он поднял брови с озадаченным, полушутливым выражением лица – затем пожал плечами, как человек, проигравший в нелегком споре. Поднявшись, он отложил мандолину и подошел ко мне, его высокая внушительная фигура отбрасывала гигантскую тень в ярких лунных лучах.

– Клянусь, вы ставите меня в очень неловкое положение, Джеффри, что же делать? Вы можете добиться раздельного проживания в судебном порядке, если пожелате, но я думаю, что это было бы неразумно после всего четырех месяцев брака. Весь свет сразу же заговорил бы об этом. На самом деле лучше сделать все, что угодно, нежели дать сплетникам шанс затеять скандал. Послушайте, не принимайте поспешных решений, поезжайте со мной в город на денек, и пусть ваша жена спокойно поразмыслит над собственной глупостью и возможных последствиях – тогда вы сможете лучше судить о своих дальнейших действиях. Идите к себе и поспите до утра.

– Спать! – откликнулся я с содроганием. – В одной комнате с ней… – Я подавил вскрик и умоляюще посмотрел на него. – Может, я схожу с ума?! Мой мозг, кажется, пылает! Если бы я мог забыть!.. если бы я мог все забыть! Лучо, если бы вы, мой верный друг, обманули меня, я бы умер, но ваша искренность, ваша честь спасли меня!

Он улыбнулся – странной, циничной улыбкой.

– Ну, я не хвалюсь добродетелью, – возразил он. – Если бы красота этой дамы была для меня хоть каким-то искушением, я, возможно, поддался бы ее чарам, – при этом я был бы не более чем мужчиной, как она сама предположила. Но, возможно, я больше, чем человек! во всяком случае, телесная красота женщины не производит на меня никакого впечатления, если только она не сопровождается красотой души, – тогда она действительно производит эффект, и весьма экстраординарный. Это провоцирует меня проверить всю глубину красоты – непроницаема ли она или уязвима. Какой я ее нахожу, такой я ее и оставляю.

Я устало разглядывал узоры лунного света на полу.

– Что же мне делать? – спросил я его. – Что бы вы посоветовали?

– Поедемте со мной в город, – ответил он. – Вы можете оставить записку своей жене, объяснив свое отсутствие, и в одном из клубов мы спокойно обсудим этот вопрос и решим, как лучше избежать публичного скандала. А пока идите спать. Если вы не хотите возвращаться в свою спальню, займите свободную, рядом с моей.

Я машинально поднялся и приготовился повиноваться ему. Он украдкой наблюдал за мной.

– Вы не откажетесь от микстуры, если я смешаю ее для вас? – спросил он. – Это безвредно и даст вам несколько часов сна.

– Из ваших рук я принял бы даже яд! – ответил я опрометчиво. – Почему бы вам не дать его мне? – и тогда… тогда я действительно усну и забуду эту ужасную ночь!

– Нет, к сожалению, вы ее не забудете! – сказал он, подходя к своему туалетному столику и доставая маленький белый порошок, который постепенно растворил в стакане воды. – Это самое худшее в том, что люди называют смертью. Постепенно я научу вас, как отвлечься. Научная часть смерти – то, что происходит за кулисами, – вас очень заинтересует – это в высшей степени поучительно, особенно тот раздел, который я имею право назвать регенерацией атомов. Клетки мозга – это атомы, и внутри них находятся другие атомы, называемые воспоминаниями, удивительно живые и удивительно плодовитые! Выпейте вот это, – и он протянул мне приготовленную им микстуру. – Для временных целей это гораздо лучше, чем смерть, потому что это действительно на некоторое время оглушает и парализует атомы сознания, тогда как смерть лишь высвобождает их для большей и менее восприимчивой жизненной силы.

Я был слишком поглощен собой, чтобы прислушаться к нему или вдуматься в его слова, но я покорно выпил то, что он мне дал, и вернул стакан, – он все еще пристально наблюдал за мной около минуты, затем открыл дверь комнаты, примыкавшей к его собственной.

– Ложитесь на эту кровать и закройте глаза, – продолжил он отчасти повелительным тоном. – До рассвета я даю вам передышку, – и он странно улыбнулся, – как от снов, так и от воспоминаний! Погрузитесь в забвение, мой друг! Каким бы кратким оно ни было и каким оно всегда пребудет, оно сладостно! Даже для миллионера!