Скорбь Сатаны

Я избегал его взгляда; воспоминание об ужасной крылатой твари, которую он упорно считал вместилищем переселившейся души злой женщины, было мне отвратительно. Мне почти показалось, что между этим ненавистным созданием и моей женой Сибил существует какая-то неуловимая связь. Я был рад, когда поезд добрался до Лондона, и мы, сев в экипаж, окунулись в самый водоворот человеческой жизни. Непрекращающийся шум уличного движения, пестрые толпы людей, крики разносчиков газет и кондукторов омнибусов – весь этот гвалт был приятен для моего слуха, и по крайней мере на какое-то время мысленно я отвлекся. Мы пообедали в «Савое» и развлекались тем, что отмечали городскую моду: глупый молодой человек в оковах жесткого высокого воротника и кандалах из столь же жестких и чрезмерно раздутых манжет, настоящий узник на скамье подсудимых глупых обычаев; легкомысленная дурочка, раскрашенная и напудренная, с накладными волосами и крашеными бровями, старающаяся как можно больше походить на продажную куртизанку; пожилая матрона, скачущая на высоких каблуках и пытающаяся, притворяясь юной и грациозной, прикрыть и замаскировать навязчивые факты слишком очевидного брюшка и обвисшей груди; мнимый денди и кавалер семидесяти лет, странным образом одержимый юношескими желаниями и проявляющий то же самое козлиными прыжками по пятам молодых замужних женщин, – эти и другие, подобные им, презренные единицы презренного светского роя проходили перед нами, как марионетки на сельской ярмарке, и вызывали у нас, в свою очередь, смех или презрение. Пока мы еще потягивали вино, вошел мужчина в одиночестве и сел за столик рядом с нашим. – У него была с собой книга, которую, отдав распоряжения насчет обеда, он сразу же открыл на отмеченном месте и начал читать с поглощенным вниманием. Я узнал обложку тома и понял, что это «Противоречия» Мэйвис Клэр. Перед моим взором поплыла дымка, к горлу подступили слезы, я увидел прекрасное лицо, серьезные глаза и милую улыбку Мэйвис, этой женщины, носящей лавровый венок, хранительницы лилий чистоты и покоя. Увы, эти лилии! – они были для меня

…цветами странными,
подобны видом жезлам ангелов;
Светящимся тирсам в руках серафимов,
Как тонки ароматы, и как нетерпимы![19]

Я прикрыл глаза рукой, но под ее тенью я чувствовал, что Лучо внимательно наблюдал за мной. Вскоре он тихо заговорил, как будто прочел мои мысли:

– Учитывая, какой эффект совершенно невинная женщина оказывает на разум даже злого мужчины, не правда ли странно, что их так мало!

Я не ответил.

– В наши дни, – продолжал он, – существует множество женщин, которые кричат, как ненормальные куры на скотном дворе, о своих «правах» и «заблуждениях». Их величайшее право, их высшая привилегия – направлять и охранять души людей. Их они, по большей части, отбрасывают как нечто бесполезное. Женщины-аристократки, даже королевские особы, передают своих детей на попечение наемных слуг и подчиненных, а затем удивляются и обижаются, когда эти дети становятся либо дураками, либо негодяями. Если бы я был государственным ревизором, я бы издал закон, согласно которому каждая мать обязана самостоятельно нянчить и охранять своих детей, как задумано природой, если только этому не препятствует плохое самочувствие, и в этом случае ей пришлось бы получить пару свидетельств врачей для подтверждения данного факта. В противном случае любая женщина, отказывающаяся соблюдать закон, должна быть приговорена к тюремному заключению и каторжным работам. Это привело бы их в чувство. Праздность, порочность, экстравагантность и эгоизм женщин делают мужчин грубыми и эгоистичными, какими они и являются.

Я поднял глаза.

– Во всем этом кроется дьявол, – сказал я с горечью. – Если бы женщины были хорошими, мужчины не имели бы с ними ничего общего. Оглянитесь вокруг на то, что называется «обществом»! Сколько существует мужчин, сознательно выбирающих себе в жены испорченных женщин и оставляющих невинных без присмотра! Взять хотя бы Мэйвис Клэр…

– О, вы думали о Мэйвис Клэр, не так ли? – заметил он, бросив на меня быстрый взгляд. – Но она была бы непростой добычей для любого мужчины. Она не стремится выйти замуж, и о ней не забывают, поскольку весь мир заботится о ней.

– Это своего рода безличная любовь, – ответил я. – Это не дает ей защиты, в которой нуждается такая женщина и которую она должна получить.

– Вы хотите стать ее любовником? – спросил он с легкой улыбкой. – Боюсь, у вас нет ни единого шанса.

– Я! Ее любовником! Боже милостивый! – воскликнул я, и кровь горячо прилила к моему лицу при одной лишь мысли об этом. – Что за нечестивая идея!